луком.
На красного пони сел всадник с мечом, довольно воинственно выглядящий.
На чёрного пони сел человек с безменом под мышкой.
И, наконец, на маленького единорога взгромоздилась унылая фигура с косой.
— Ну, погнали, — сказал он.
— Через шкаф? — хмуро спросил лучник.
— А как ещё? Для этого он и придуман, — ответил человек с весами.
И они натянули поводья.
Извините, если кого обидел.
11 августа 2014
История про то, что два раза не вставать (2014-08-13)
— Мне не нравится, что ты всё время пьёшь, — сказал Командир тяжело дыша.
Видно было, что он ненавидит весь мир, потому что ему пришлось лезть по бесконечной лестнице, а потом пробираться пыльным чердаком на крышу.
— Если бы я воевал в Афганистане, то курил бы всякое. Но ты знаешь, что я туда не попал.
— Мало ли, у вас, питерских, всегда всё перевёрнуто. И слушаешь ты какую-то дрянь. Какие-то двери…
Малыш выключил допотопный магнитофон, а Командир брезгливо отодвинул бутылки и лёг с ним рядом на нагретую жесть. — А, говорят, что курить даже лучше для здоровья. Скоро, говорят, разрешат.
— Нам много что обещают скоро, — Малыш говорил с Командиром на равных. Тем более, он был бывший командир.
И Малыш сразу же спросил вдогон:
— Куда?
Он знал, что за просьба может быть у Командира, не огород же ему понадобилось полоть.
Ехать надо было недалеко.
— Ты понимаешь, — говорил Командир, — он совсем сошёл с ума. У него был шанс, а теперь его нет.
Малыша немного вело от утренней выпивки, ему уже хватило романтики в прошлом. Да-да, сто тысяч лет необъявленных войн, и вот ещё одна, чужая. И этот полковник, он ведь его знал. Революция пожирает своих детей. Нет, враньё, все пожирают своих детей — и всегда приходят свои — как к Андреасу Нину…
— Какая Нина?
— А это я так, из Барселоны, вспомнилось просто, — отмахнулся Малыш.
— Вас, питерских, погубит начитанность, вот что.
Малыш пожал плечами. Папа не одобрил бы этой фразы.
— Он становится опасен, — продолжал шелестеть голос над ухом.
— Ты пойдёшь на катере…
— К такой-то матери, — сам того не желая, продолжил Малыш.
Он погрузился на катер в верхнем течении реки, по которому ещё невозможно было угадать её величие в течении среднем и нижнем.
Катер шёл, поднимая волну и только у границы сбросил скорость.
Капитан угрюмо смотрел на Малыша. Он, видимо, часто возил такой груз, и не сказать, что это доставляло ему удовольствие.
Малыш думал, что они пересекут границу ночью, но катер прошёл её днём. Просто капитан сходил к пограничникам с красной полиэтиленовой сумкой из супермаркета с логотипом "Кока-Колы", а вернулся уже без сумки. Малыш даже и не поинтересовался, почём нынче переход.
Как только пограничный пост скрылся за поворотом, два матроса стащили брезент с кормы. Там оказался спаренный пулемёт. Стволы масляно блестели в закатном солнце.
Пулемётом они воспользовались только раз.
Из протоки было высунулась лодка — старая дюралевая "Казанка".
Матрос с плоским, будто стоптанным, лицом тут же развернул стволы и стрелял, пока не опустели коробки.
Они отплыли довольно далеко, когда Малыш услышал, как воет собака. Он догадался, что это видимо собака с той лодки. Как она уцелела — непонятно. Но больше думать ничего не стал.
Они были уже на черте войны — черта была зыбкой, и войну от мира, по сути, ничего не отделяло.
Так прошло два дня.
Малыш, по большей части, сидел у борта и слушал в наушниках свою музыку для старпёров.
Иногда он лежал на палубе катера и смотрел, как голубое небо чертят реактивные самолёты — он знал их силуэты наизусть, потому что видел их на многих войнах. Если во всём мире будут воевать одним оружием, это было бы логично. Оружейники всегда договорятся, — подумал он. Но в наушниках бились клавишные, и он прикрыл глаза. Тем более, что в наушниках он не слышал залпов, что становились всё ближе и ближе.
Наконец, они вошли в пустынный город, и с трудом миновав обломки обрушившихся мостов, и причалили к прогулочной пристани.
Там ветер давно истрепал навесы с рекламой "Кока-Колы". ""Кока-Кола", — подумал Малыш, — тоже интернациональное оружие".
— Мы не обязаны идти с вами, — прервал молчание капитан.
— А? Ах, да, разумеется. Но вы, кажется, ждёте меня до утра?
— Точно так. Но только до утра.
— Больше и не надо.
Малыш пошёл вдоль пустынной улицы. Какой-то остряк написал на стене старый лозунг «Patria o muerte!» — конечно, с ошибкой.
В нагрудном кармане попискивал навигатор, выводя к старому зданию универмага. Всё решается в универмагах, история всегда рифмуется, — подумал Малыш, но не сумел вспомнить, что это за универмаг пришёл ему на ум. Какой-то сумасшедший фотограф ввязался за ним, бормоча и щелкая аппаратом.
Приглядевшись, Малыш заметил, что объектив у него наглухо заклеен скотчем.
Он прошёл мимо костров, что чадили в железных бочках. У него несколько раз проверили документы, но Малышу показалось, что он мог бы показывать их кверху ногами.
И вот, пройдя по длинным коридорам, где отовсюду слышалась какая-то разухабистая музыка, он остановился перед дверью с вполне уместной табличкой "Директор".
— Узнаю тебя мой мальчик! Даже сейчас ты постучался, даже сейчас.
Голос был добродушен, и Малыш сразу вспомнил, как услышал его в первый раз. Хозяин этого голоса орал на него на плацу лет десять назад.
— Здравствуйте, товарищ полковник. Вы помните меня?
— Как же тебя не помнить, Малыш? Ты ведь зашёл поговорить, да?
— Конечно, товарищ полковник, поговорить.
— Только сядь сюда, Малыш. Мне очень не хочется, чтобы ты делал какие-нибудь резкие движения, тогда ведь разговор не получится. А помнишь, как я вытащил тебя из вертолёта, а потом мы вместе вытащили штурмана? Пилот был убит, а штурмана мы вытащили. У него были перебиты ноги, и, дёргаясь, он резал себя обломками костей. Доктор скомандовал "Наркоз!" и ты резко ударил штурмана в голову. Я не ожидал, что тебя учили и этому. А теперь ты пришёл поговорить. Варенья хочешь?
— Давайте.
Хозяин выдернул банку из груды таких же за его спиной.
— О, на этот раз — клубничное. Хорошо жить в универмаге, да?
— Я не люблю клубничное, хотя, впрочем, какая разница.
— Ты просто не разбираешься в варенье. А я вот разбираюсь, я даже спирт в нём развожу. Я много в чём разбираюсь. Многие упрекали нас в том, что мы просто хотели пошалить, но ведь ты знаешь, что это не так. Я слишком
