страшилой. Ведь только один Гаврил и защищал её от нападок одноклассников.
– Понятно, почему она его любит, – пробормотала Василиса, немного сочувствуя Зое, столько лет считавшейся пугалом.
– Приворот – это не про любовь, – вздохнула Наталья Львовна с видом человека, объясняющего простейшие вещи тупейшей Василисе. – Это про желание владеть.
– А что будет, если приворот не отменить? – спросила Василиса, натягивая на чайник колпак, сшитый из лоскутов и, кажется, когда-то подаренный священнику именно Зоей.
Все молчали. Поняв, что пауза подзатянулась, Василиса обернулась. Наталья Львовна смотрела на Давида Юрьевича, Ядвига Мстиславовна что-то бормотала себе под нос, качая головой.
– Приворожённые долго не живут, – трудно вздохнул Давид Юрьевич. – Крыша едет. Мне тогда стало казаться, что за мной постоянно кто-то следит, и что у меня под кожей что-то ползает. Голоса за спиной хихикали. Вот я тогда и попытался вытащить это из-под кожи.
– Как? – шёпотом спросила Василиса.
– Бритвой, – Давид Юрьевич повторил её собственное движение, овивающее руку.
– Ужас какой, – выдохнула Василиса. – Как вы выжили после этого?
– Сам не знаю, – пожал плечами учитель, за миг будто постаревший лет на десять.
– А почему ваша дочь приворот не сняла? И зачем вообще его сделала? – повернулась Василиса к Ядвиге Мстиславовне.
– Всё тебе объясни, – проворчала бабуля. – Февронька приворот сделала из мести Эдику. Она его у Наташки, вон, увела, хотела, чтоб женился. А он – ни в какую. Тогда она Давида привязала, а потом вообще в город усвистала.
– Где тут логика? – глуповато спросила Василиса.
– Где-где, в ведьминой воде, – буркнула Ядвига Мстиславовна. – Их мамаша просто Давида всегда больше любила, чем старшего. А Февроньку звала… ладно, маловата ты ещё для таких слов. Но Давид тогда в запой ушёл, вот Февронька и сбежала. Потом, правда, явилась. Зою в кульке мне впихнула и опять свалила.
– Так как приворот-то в тот раз сняли? – продолжала допытываться Василиса.
– Тебе такого не осилить, даже не думай, – снисходительно произнесла Ядвига Мстиславовна. – Мать его тогда куда-то возила.
– То есть, со стороны всё это убрать никак не получится? – разочарованно спросила Василиса.
– Нет, – покачала головой Ядвига Мстиславовна. – Потому что силища нужна недюжинная.
– И вы ничем не можете помочь? – кисло спросил Давид Юрьевич.
– Они мне всё же родня, – печально вздохнула Ядвига Мстиславовна. – По ним ведь отдача будет. Зоя-то только жить начинает.
– Не с того она начинает, – злобно произнесла Наталья Львовна.
– Ты, что ль, святая? – огрызнулась Ядвига Мстиславовна.
– Может, и нет, но чужих детей со свету не сживала! – Наталья Львовна снова перешла на крик. – А ты в угоду внученьке моего сына уморить хочешь! Как будто не знаешь, чего я с ним хлебнула!
– Уж кто-кто, а я это прекрасно знаю! – распалилась Ядвига Мстиславовна. – К кому ты тогда побежала-то? Ко мне пришла, чтоб я тебе его вытравила! А как я тебя прогнала, так сама его выскрести хотела! И чего теперь ноешь? Он у тебя полуотравленный! Так неужели не ясно, с чего к нему всякая гадость липнет? А как родился уродом, так кто его выхаживал, а?
– Хватит! – крикнул Давид Юрьевич и выразительным взглядом указал на Василису. Два искажённых лица, бледной Натальи Львовны и перекошенной Ядвиги Мстиславовны, разом повернулись в её сторону.
– Полуотравленный? – по слогам произнесла Василиса чудно́е слово. – Это как?
– Не хотела, вишь, рожать от нелюбимого муженька, – ехидно произнесла Ядвига Мстиславовна. – Помоги, говорит. А я её веником за порог. Так на следующий день приползла в кровавой рубахе. Передумала, да поздно. Еле выходили, родила потом убогого. Он ещё до рождения на том свете побывал, так теперь его туда как воронкой тянет.
– Вам не стыдно всё это здесь пересказывать? – брезгливо спросил Давид Юрьевич.
– Так им полезно! Обеим. Этой, – Ядвига Мстиславовна кивнула на Василису, – уроком будет. А Наташке нечего на Зою пенять. Сама во всём виновата.
– У меня сейчас кукуха отъедет, – механически проговорила Василиса, не в силах переварить столько новой информации.
Наталья Львовна вроде хотела сказать ещё что-то, но только сжала зубы и выскочила прочь из кухни. По пути столкнулась с Василисиным отцом.
– Извините, – на ходу бросила Наталья Львовна. Дальше послышался стук входной двери.
– Так чай-то будем пить, или как? – вошёл в кухню Василисин папа.
– Давай чайник, – скомандовала Василисе Ядвига Мстиславовна. Потом Давиду Юрьевичу: – А ты самовар возьми. Вы, Фёдор, берите блюдо с бутербродами. Там, на столе. А я пряники понесу.
Домой Василиса с отцом вернулись ближе к ночи. За один день удалось почти полностью ликвидировать практически все последствия пожара, хотя и без Василисиной помощи. Она вторую половину дня провела в доме, перемывая посуду и раскладывая по шкафам провизию, которую священнику бесконечно тащили местные кумушки-прихожанки. Оказалось, кто-то распустил слух, что все запасы отца Павла сгорели, и ему нечего есть. Вот чтобы он с голодухи ненароком не пустил на шашлык свою собаку, покровские тётушки и снабдили его продуктами на год вперёд.
