со стула. Одновременно двое особистов положили ему тяжелые ладони на плечи и заставили сесть. Николай оглянулся на них, потом взял фуражку и передал одному из стоявших за спиной.
— Повесьте, пожалуйста, на гвоздь у двери, или положите на сундук... Так что все-таки это значит? — повторил он вопрос.
— Ты арестован, — произнес Мирюшев, — ты обвиняешься в предательстве.
— Какая чепуха! — воскликнул Ушаров. — Я — предатель?! — он вскочил и вынужден был опять опуститься на стул под тяжестью сильных ладоней.
— Вот, товарищ Мирюшев, изъяли у Ушарова при задержании, — произнес один из особистов, показав пальцем на шелковый мешочек. — Золото!
— Золото! — Мирюшев живо пододвинул мешочек, опрокинул его над столом: монеты высыпались на клеенку, одна покатилась к краю стола и Мирюшев ловко, как муху, прихлопнул ее ладонью и подгреб к сверкающей кучке.
— Мда-а, теперь все понятно, — многозначительно промолвил Мирюшев. — За деньги продался, подлец! За золото, гад! — Он наклонился над столом, вонзил острый взгляд в лицо Николая. — Контра! К стенке тебя поставлю!
В наступившей тишине раздались приглушенные рыданья. Это Мария.
— У тебя есть ордер на арест? — спросил Ушаров.
— Ордер?! Будет и ордер! Таких, как ты, без ордера к ногтю надо! — произнес Мирюшев и один из особистов подтвердил:
— Точно! Шкура!..
— Вы превысили свои полномочия, Мирюшев, — спокойно сказал Ушаров. — Вы не имеете права арестовывать меня без санкции командования фронтом... Вам лучше, чем кому другому, известно, что я во всех своих действиях отчитываюсь перед штабом и командующим. Во всех! — подчеркнул он. — Какие у вас основания для моего ареста?
— Сейчас узнаешь основания, — с угрозой произнес Мирюшев и, обратившись к одному из своих подчиненных, приказал:
— Петренко! Садись, протокол писать будешь... А ты, Ушаров, отсядь от стола... На середину комнаты.
Николай пожал плечами:
— Вы не имеете права допрашивать меня при посторонних, — кивнул на жену.
— Фамилия?.. Имя, отчество?.. Год рождения?.. Так... Член партии большевиков... Так, — записывал Петренко на бланке допроса.
— Где вы были сегодня днем? — задал вопрос Мирюшев.
— Находился при исполнении служебных обязанностей, — ответил Ушаров.
— Точнее!
— Не имею права говорить... Послушайте, Мирюшев, оставьте эту комедию! Отвезите меня в штаб, — попросил Ушаров. — Вы своими действиями мешаете моей работе. Вы превысили полномочия и это вам...
— Прекратите болтовню! — оборвал его Мирюшев. — Отвечайте на вопросы четко и ясно! Где был сегодня днем?
Николай видел, как Маша медленно отошла от комода и села на стул около окна, сцепила пальцы до хруста.
— Повторяю... Я не имею права говорить об этом.
— Заговоришь... Еще вопрос... Вам знакомо имя Камчибека Ильбигиева?... Или Бориса Гнилицкого, как его еще называют...
Николай промолчал.
— Молчишь?! Так вот, он сегодня задержан. На допросе он выдал тебя. Сколько ты получил у Курширмата за патроны, ну?!
«Вон оно что, — подумал Николай. — Значит я обвиняюсь в связи с Курширматом! Золото — доказательство моего предательства.»
Ушаров ясно представлял, что в глазах честного, преданного революции Мирюшева он выглядел последним подлецом. Ушаров не мог не признать этого. Единственное, в чем был Мирюшев не прав — в том, что арестовал и допрашивал его, не получив на это санкцию командования.
— Молчишь? Ничего, заговоришь после очной ставки с Камчибеком! — пригрозил Мирюшев. — Кто такой «Зеленая рубашка»?! Как видишь, мы все знаем... Будешь говорить? Ничего, в особом отделе Туркфронта тебя заставят говорить.
— Помолчи, Мирюшев. Дай собраться с мыслями, — попросил Ушаров. — Сосчитай пока золото и укажи сумму в протоколе.
— Ну, подумай, — согласился Михаил Мирюшев. — И учти, всякое отпирательство бесполезно. — И он начал считать золотые кружочки, укладывая их по размеру в стопочки — по десятку в каждой. — Думай, да побыстрее.
Николай поглядел на жену. Мария Михайловна перестала плакать и сидела тихо, отрешенная от всего происходившего.
— Не отчаивайся, Маша. До утра все выяснится и я вернусь домой, — произнес Николай. — Будь умницей. Сделай так, как я тебе говорил...
— Думай, а не болтай, — заметил Петренко и положил карандаш на бланк допроса.
«Значит адъютант Аулиахана-тюря Ильбигиев или не осведомлен о готовящемся нападении на эшелон, или умолчал... Меня он сегодня в отряде не видел... И не знает фамилию «Зеленой рубашки». Мирюшеву известно лишь, что я доставил Курширмату патроны. Нужно ли посвятить Мирюшева в операцию с эшелоном?... Нет! На это я не имею права, — рассуждал Ушаров. — К утру, не позднее, меня освободят... Но ведь он, — Николай поглядел на лохматую голову Мирюшева, — он решил отправить меня в Ташкент в особый отдел Туркфронта... Поезд идет ночью. Надо придумать, как заставить Мирюшева задержать меня здесь до завтра, до следующего поезда. Неужели он все-таки рискнет не доложить обо всем командованию?»
— Вот что, Мирюшев! Слушай... Занесите это в протокол... Я действительно доставил Курширмату патроны. Это сделано с ведома Полномочного представителя ЧК Петерса. Камчибек — адъютант Аулиахана-тюря — встречал меня в банде... Я разведчик и не имею права разглашать на этом допросе военную тайну и замысел командования. Ваша попытка допросить меня по этому поводу — незаконна. Вы превысили полномочия и власть. Что еще вас интересует?
— Не пугай, пуганые! — зло ответил Мирюшев. Петренко торопливо вел протокол. — Кто такой «Зеленая рубашка»? С кем из предателей еще вы связаны?
«Может рассекретить Мирюшеву резидентов Курширмата? — размышлял Николай. — Если их не арестовать, то они, прослышав о провале Камчибека, сбегут... Но арест их за сутки до операции с эшелоном насторожит главаря басмачей... Курширмат может отказаться от захвата оружия и тогда так тщательно продуманная операция рухнет!»
— Где вы захватили Ильбигиева? — спросил Ушаров. — При каких обстоятельствах? Поймите, Мирюшев, это очень важно.
— Еще бы не важно, — усмехнулся особист. — Но это тебе не поможет. Его взяли на железнодорожной станции. Там его опознал один дехканин, убежавший из банды. Еще что тебя интересует?
— Отведите меня в штаб! И доложите командованию о моем аресте.
— Успеется! — усмехнулся Мирюшев. — Сперва ты все нам расскажешь... За что заплатили тебе басмачи на этот раз? — Он кивнул на аккуратные золотые столбики.
— Здесь я ничего не буду говорить. Моя квартира не место для допроса. Ведите
