- А по-моему, у тебя какое-то другое место горит.
- Р-р-рома!!!
- Ну порычи на меня, порычи. Можешь даже по морде шлепнуть, я же видел, тебе эти конфеты хотелось Стрыкову по фейсу размазать.
- Рома, я не шлепну! Не отстанешь – покажу, как мне папа хук слева поставил!
- Вот не зря говорят – не называйте девочку мужским именем, она вырастет пацаном, - встал Ромка. И ловко увернулся от брошенной в его сторону папки-скоросшивателя. – Если я тебе кофе принесу, каковы шансы, что ты им в меня кинешь?
- Если принесешь молча – обещаю не кидать.
- Уф, боярыня сменила гнев на милость! - легко сделал пару шагов назад Ромка. И уже от дверей добавил: - Санька, а ты парнишу своего любишь так же, как сейчас на него дуешься?
- Р-р-ротер-р-рмель! – в этот раз Сане попалась под руку печать. Ее Роммель безошибочным движением поймал. И скрылся за дверью со словами:
- Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь…
Какие мы образованные, сдохнуть можно!
К тому же хочется…
***
Внутри уже который день горело. Который день горело дикой смесью гордости, обиды и еще чего-то, не идентифицируемого.
Тебя Геночка предупреждал? Предупреждал. И даже не раз. А ты что? А ты, Александра Игоревна, по стопам своей матушки. И ведь мама ее тоже предупреждала.
«Это мое упрямство, Сань. Я ведь видела, какой он. Но была уверена, что смогу его переделать. Запомни одно, доченька – мужчину переделать невозможно. Или люби его такого, какой он есть. Или не связывайся с ним».
Невозможно переделать. Это так. Тебе Генка прямым текстом сказал: «Ирочка позовет, и он к ней побежит». А ты что? Не поверила? Не-е-ет, ты, дура великовозрастная, не просто не поверила. Ты думала, что он изменился. Из-за тебя изменился. Из-за ваших отношений.
Отношения. Ха! С каких это пор секс называют отношениями?!
Саня с остервенением пнула ни в чем не повинный диван. Встала, пошла на кухню. Руки чем-то занять надо. По дороге, в прихожей, взгляд зацепился за красную куртку. Ту самую, в которой она каталась с Шуркой на катке. А как же знакомство с сыном? Неужели он всех своих… девушек с сыном знакомил?
Этот самый третий секретный ингредиент вдруг стал жечь особенно сильно.
Ревность это. Рев-ность.
К другой убежал. По первому же звонку. Не задумываясь, даже не предполагая иных вариантов помчался – стоило только ей, той, другой, позвонить. От тебя – к другой. И пусть она, эта другая, давно существовала в его жизни – от этого боль меньше не становится. И все наматывается и наматывается на какое-то гадское веретено. Гордость – тебе предпочли другую. Обида – да как он посмел?! Ревность – чем она лучше?! А я думала, ты меня…
Саня зажала себе рот ладонью. Подышала в нее. А потом схватилась за телефон. Нет, так она точно чокнется. Она уже почти чокнулась. Срочно нужна психологическая реанимация.
***
- Геночка, привет.
- Так. Что надо?
- Вот так, значит? - Саня демонстративно изображала веселье, кокетство – все, что угодно, лишь бы не демонстрировать то, что наматывалась на этом внутреннем веретене. – Звонишь лучшему другу, а он…
- Я Генка. Генри. Геннадий. Генрих. А когда я Геночка, это не к добру. Последний раз я был Геночкой перед ошеломительной лекцией в твоем исполнении - о тотальном вреде бл*дства.
- Обещаю, никаких лекций!
- Сделаю вид, что поверил, - хмыкнул Генка. – Тогда излагай свои беды, дитя мое.
Саня накрутила на палец прядь. Раскрутила. Удивительно все-таки. Обмануть Генку практически невозможно. Беды. Слово-то какое… подходящее.
- Ген, я хочу к тебе приехать на турбазу в выходные.
- Одна? – зачем-то уточнил Геннадий.
- Одна. За-дол-ба-лась я, Ген.
- Это бывает, - вздохнул Генка. – Только тут дело такое… У меня на ближайшее вот вообще аншлаг полнейший. Все раскуплено.
- Да ты что?! – ахнула Саня. Она даже забыла на какое-то время о собственных горестях. Саня помнила, какое удручающее впечатление произвела на нее турбаза, когда Саня туда впервые приехала вместе с Геннадием. Порядком обветшавшее наследие советской индустрии туризма и отдыха. И так же она помнила, какое, совсем другое впечатление произвела на нее «Лосиная грива» в октябре. А теперь вот – аншлаг. Все же Генка – большой молодец. Профессионал с большой буквы «Пэ». Эту мысль Саня озвучила вслух.
- Да ладно, - фыркнул Браун. – Ничего такого особенного я не сделал. Как говорил Архимед: «Дайте мне финансовое плечо и полгода – и я переверну мир!».
- Архимед – это твой преподаватель по маркетингу?
- Все, я понял, - вздохнул Геннадий. – Ты даже на шутки не реагируешь. Тебе точно надо развеяться. Приезжай, найду тебе какую-нибудь келью. На крайний случай положу себе под бочок.
- Серый волчок, а ты помнишь, что я храплю?
- Ой, единственный раз, когда мы с тобой были в одной постели, нам с тобой обоим сам Архимед велел храпеть!
- Это точно, - все же рассмеялась Саня. – Ну что, пустишь на постой, добрый человек?
- Приезжай. Я заодно тебе сброшу список, что мне надо из города привезти.
- Надеюсь, это не керамическая плитка и не сантехника.
- Да не, бухла пару коробок. А то у меня тут такая банда французских алканавтов гостит, всю водку выжрали, эстеты хреновы!
- О, у тебя там есть подходящая компания для выпивки? – непонятно чему вдруг обрадовалась Саня.
- Французы завтра уезжают, - поспешил разочаровать ее Геннадий. – Но отечественных покорителей синей ракеты – сколько угодно.
- Ну вот и отлично. Будет с кем.
- Была у меня одна дама романтичной профессии - нарколог…
- Ты это уже говорил!
- И то верно, - вздохнул Геннадий. – Ладно, приезжай. Сань. Жду. Тебя и водку.
Саня положила телефон на край стола и потянулась к чайнику. Щелкнула кнопкой. Надо занять чем-то руки. Надо перетерпеть несколько дней. А потом она займет себя чем-нибудь. Чем-то, что имеет шанс хотя бы немного перебить, притушить этот горький пожар внутри. Есть несколько средств для этого
Дорога – Саня любит дорогу, она ее всегда успокаивала.
Генрих – а ему можно на крайний случай поплакаться в жилетку, пусть даже он будет приговаривать: «А я тебе говорил!».
Содержимое Генкиного бара. И какая-то компания к ней. Просто чтобы выдернуть себя из этого дурного состояния обиды и тоски. Главное – не вспоминать, чем в прошлый раз кончилась инспекция бара Брауна. Нет, снаряд два рада в одно фурако не попадает.
Саня смотрела на начавшуюся за окном метель. И думала о том, что все она сделала правильно. Это совсем другое. Не так, как тогда, в октябре.
