— Да, конечно. — Быстрее, чем сама от себя ожидала ответила я, и только потом поняла, к чему это вдруг такая забота.
Так, всё-таки осадочек от «разрядить обстановку» остался. Поня-ятно. Лёгким испугом отделаться не удалось, нужно заготовить успокоительное и утешительное, а главное — развенчивающее сказания одного совестливого.
До звонка оставалось не так много времени, поэтому в класс я почти влетела. И тут же застыла на месте, прям в дверном проеме. Оглушило воспоминанием из сна.
На моей парте стояла коробка. Красивая, увесистая на вид, перетянутая лентой…
Ноги стали ватными, в ушах зазвенело тысячу колокольчиков, а руки вмиг похолодели.
Что это за фокусы?
К парте шла, как сквозь полудрему продиралась, ничего и никого не слышала. Даже не сразу заметила, что за партой-то моей Эндшпиль сидит. Когда вплотную подошла, тогда что-то и смутило, а так… Прострация любимая, да.
— Доброе утро! — Поздоровался и тут же встал с моего стула, пересел к себе.
Всё чудесатее и чудесатее!
Нахмурилась. В груди пульсировало недоброе предчувствие, здесь точно есть какой-то подвох.
— Доброе утро. — С опозданием и явно немного тормознуто ответила я.
— Привет, снайперша! Как дела? — Ко мне обернулась Маша.
Так, это всё сон. Или сегодня солнечное затмение? Или Земля улетела из привычной нам Галактики?
Что с ними со всеми происходит?
Никогда, никогда ещё никто из них меня не приветствовал вот так открыто и даже радушно.
Сердце забилось чаще и сильнее, казалось, пульс отзывается даже в локтях, а меня резко бросило в жар.
— Привет. — Я поприветствовала шепотом, боясь спугнуть момент и всё ещё не веря в реальность происходящего. — Проспала…
— А я-то думаю, чего ты к парте как тень крадешься.
Подруга беззаботно продолжала дружескую болтовню, будто это так естественно и привычно, что и удивляться-то нечему. Каждую перемену бобы разводим, ну!
Глаз опять упал на коробку. Повесила сумку на крючок и решила открыть её. У меня на парте же стоит, значит имею право проверить, что сие есть такое.
— Слушай, а у вас с Эндшпилем теперь новый уровень отношений? После субботы-то? — Заговорщический шепот Маши отвлёк меня от намерения открыть коробку.
А от смысла сказанного я вообще выпала в осадок. О каком это новом уровне она тут распинается?
— Нет, ничего такого нет. — Поспешила заверить и расставить все точки над и.
— Странно… — Задумалась и на время даже отвернулась. — А чего он тогда здесь сидел и даже одним глазком не дал мне посмотреть, что это у тебя за подарок такой? Как цербер охранял! — Пожаловалась подруга.
Резонный вопрос. А действительно, чего это Дэн тут сидел?
Пока мы разговаривали, успел прозвенеть звонок. И я села за парту, а коробку спустила под стол, чтобы она не привлекала внимание.
Хоть и жутко интересно, но открою её на перемене.
И эти мысли не давали мне покоя целый урок. Ещё никогда я не ждала звонок так сильно и неистово, как сейчас.
Если бы я тогда только знала, чем это всё обернётся…
Доверчивость и мечтательность сыграли свою злую шутку!
25
Прозвенел долгожданный звонок, и я только потянулась за коробкой, как в кабинет вошла классная. У неё была какая-то мегаважная новость для нас, требовалось всё внимание.
От нетерпения я резко и беспощадно оторвала заусенец, брызнула кровь, но меня и это не отвлекло.
Всё. Наконец могу открыть. Потянулась к бирюзовой ленточке и заметила, что она как-то криво прикреплена, как будто её кто-то уже срывал. Хм, странно. Ну да ладно, не суть-соль.
Стянула ленту, приоткрыла коробку и почти ахнула. Сердце зашлось, как сумасшедшее.
Фотографии, маленькие карточки. Мы маленькие. Я, Амир.
Вот едим мороженое, вот он раскачивает меня на качелях; вот мы на пикнике, во дворе, на Дне города. На озере, в гостях у бабушек-дедушек, в ледовом. Утешает, поддразнивает, веселит. Обнимает, пугает, защищает от взбесившегося кота.
Фотографий много, очень много. Воспоминаний ещё больше.
Это от Амира. Ни у кого никогда не будет такой коллекции, да и у нас уже вряд ли.
Поднимаю глаза и ловлю взгляд Амира. Он наблюдает за мной, наверное, ждёт отклик, хоть какой-нибудь. Нет ни самодовольства, ни высокомерия, ни насмешливости. И лукавства, его тоже я не чувствую.
А у меня в душе ворочается комок сомнений, фыркает и фырчит, он много недоброго мог бы дарителю припомнить: взгляды, намеки, дурацкое прозвище. Но сердце хотело поверить, оно уже с удовольствием окуналось в солнечное и счастливое прошлое, и его не остановить.
У нас с Амиром чудесное и самое лучшее детство на свете, его не отнять!
Коварная Мнемозина оплетала меня ностальгическими воспоминаниями, превращая в безвольный кокон. И сердце сжалось от лёгкой грусти, от невесомого флёра прошлого, который прикрывал всё нечистое, ранящее и грубое.
Что за наваждение, совсем себя не узнаю!
Но взгляд отвести не в силах. Себя обманывать тоже больше не могу, нет, не когда так ярко, пестро, так восхитительно всё оживает. Все эти годы я мечтала увидеть Амира, может, издалека или хотя бы сквозь сплетни. Боялась, сердилась на свою слабость, но продолжала тонуть в фантазиях. Пыталась забыть, но хотела увидеть, какая ирония!
И исчезала-то, наверное, только, чтобы… да чтобы нашёл!
Хотела, чтобы он меня помнил. Пусть с обидой, пусть с ненавистью, но вспоминал бы. И когда упрямый разум-реалист подсказывал, что обо мне давно должны были уже позабыть, когда вера скрючивалась и жалобно постанывала, когда сдувались все воздушные замки, хотелось лезть на стенку. От бессилия и надежды.
И всё-таки надежды! Она-то и убивала.
Он сейчас смотрит на меня, как тогда, другом детства, который всегда порывался меня ото всех защитить, который всё красивое, вкусное отдавал мне и только мне, который грезил общим будущим.
Нервно сглатываю, отвожу взгляд, опять смотрю на коробку. Она совсем не похожа на ту, из сна. Совсем! И это меня неимоверно радует, ведь бояться тогда нечего. И накручивать себя лишними подозрениями тоже не стоит.
Это не западня, а извинение. Да, это, наверное, такое красивое и ёмкое «прости».
Закрываю коробку, отодвигаю её от себя. Она красивая, она с лучезарным счастьем внутри. Она моего любимого цвета. До сих пор любимого, несмотря ни на что любимого.
Зажмуриваюсь, нужно обдумать. Я должна ответить, такое нельзя оставлять без ответа.
Фотографии… Может, он хотел расклеить эти? Они добрые, светлые, милые. Без угрозы, даже без намека на вред. Где-то и нелепые, и чудные, но точно безобидные. И если бы кто-то их увидел, то ничего бы такого сверхкриминального Амиру бы не вменилось.
