— Руководство планирует открыть смешанную детсадовскую группу на базе школы в селе Порецкое, — объяснила Кате ведущая прием молодая женщина с внимательным взглядом серых глаз. — Группу будут посещать дети с трех лет из самого Порецкого и близлежащих сел. Но, — молодая женщина замялась, — группа начнет работать с 1 октября. Сами понимаете — ремонт, мебель нужно завести, инвентарь…
Катя разочарованно вздохнула:
— Жаль! Я на работу устраиваюсь. Может, в другой детсад пока…
— Не нужно, — ответила молодая женщина. — Не травмируйте ребенка. Потерпите как-нибудь три месяца. В крайнем случае няню наймите. В селах есть крепкие пожилые женщины.
— Хорошо, попробуем подождать, — согласилась Катя и попрощалась.
Оставалось последнее, самое важное дело.
* * *
Дверь в ветуправление напоминала широко распахнутый рот пескаря, отброшенного незадачливым рыбаком подальше от воды на раскаленный песок. Два белых кирпича гордо несли свою службу, намертво припечатывая открытую дверь к наружной стене. Катя с трудом вскарабкалась по выщербленным ступеням высокого крыльца.
Ноги, хоть и в удобных балетках, гудели высоковольтными проводами от усталости. Путь от центра Дубского до ветуправления неблизкий, да еще пешком по жаре. Катя тщательно промокнула носовым платком вспотевшее лицо и вошла в здание. По сумрачному коридору гулял сквозняк. Она поежилась.
Специалист по кадрам, ухоженная полная женщина средних лет, что-то быстро заносила в компьютер с разложенных веером документов.
— Присаживайтесь, — оторвала она голову от бумаг после приветствия. На ее лице отразилось смятение.
Катя с облегчением села на предложенный стул. Ноги немилосердно ломили.
— Я была у вас, помните? Меня пообещали взять дезинфектором. Я приехала узнать, когда мне точно выходить на работу и написать заявление, — выдохнувшись, она замолчала.
Специалист по кадрам сдвинула бумаги на край стола, сложила руки в замок и сказала:
— Понимаете, на декретную ставку дезинфектора уже оформили человека.
— Не может быть… — вмиг ставшими непослушными губами прошелестела Катя. — Начальник управления мне обещал! Прийти велел, к вам посылал.
— Я не принимаю решение о принятии людей на работу, а только оформляю документы, — отвела в сторону глаза специалист по кадрам.
Катя поднялась.
— Начальник управления в кабинете?
— Должен быть у себя, — сочувственно прошептала кадровичка.
Дверь в кабинет начальника была приоткрыта. Он сидел за столом, обмахиваясь газетой, и уныло ругался с кем-то по телефону. Катя кивнула и без приглашения встала возле стола. «Только не плакать… Не плакать и не кричать… Не плакать…» — слова неотрывно крутились в ее сознании заведенной каруселью. Она до боли вонзила ногти в ладони.
Наконец-то хозяин кабинета завершил разговор.
— Жарко, — философски изрек он, отложив в сторону газету, и забулькал водой в стакан из графина. Взглянул в пылающие обидой Катины глаза на кажущемся спокойным бледном до синевы лице с плотно сжатыми губами.
— Не мог я поступить по-другому, Катерина! — начальник ветуправления с силой растер ладонями лицо и шумно вздохнул. — Два дня назад ворвался ко мне наш начальник дезинфекционного отряда. Авторитет, каких поискать! Тридцать лет у нас работает, — хозяин кабинета уважительно поднял вверх указательный палец. — Ну и устроил мне тут… разборки. Как прознал, что я тебе место обещал? И кадровичка у меня не из болтливых! Не знаешь, откуда он мог узнать? — с недоумением взглянул он на Катю.
Она отрицательно помотала головой.
— Кричал, как могли без его ведома, не посоветовавшись… И про тебя плохо говорил — мол, что-то с тобой не так, — начальник ветуправления насупился и замолчал.
В кабинете повисла гнетущая тишина, изредка нарушаемая гудением неведомо как залетевшего между оконных рам шмеля.
«Не плакать… Не кричать…» — крутилось в Катином сознании.
— До свидания, — она кивнула и размеренным шагом пошла к двери.
— Катерина, ты уж извини. Нехорошо получилось, — растерянный голос начальника ветуправления виновато толкал ее в спину.
* * *
«Эй, девушка с заднего сиденья! Просыпайтесь, Порецкое. Ночью надо спать!» — залихватски гаркнул пожилой водитель и рассмеялся.
Раскрасневшаяся от дремы Катя поспешно спрыгнула с подножки опустевшего автобуса. В воздухе расплывался вязкий жар, солнце жгло немилосердно. «Зайду к Оксанке в магазин, не с пустыми же руками домой идти», — свернула она за остановку. На прилавке влажно отдавала рубиновым цветом ранняя привозная черешня.
Катя попросила взвесить полкило. Поразмыслив, добавила буханку любимого серого хлеба и два лимона. «Хлеба с молоком поем, а потом нам с Сонечкой лимонный морс сделаю. Есть совсем не хочется», — усмехнулась она невесело.
Она тяжелой походкой побрела по пыльной обочине.
С осторожностью проскользнула мимо избы бабы Любы. «Домой сразу пойду, — решила Катя. — Не могу пока ни с кем видеться. Вот приду в себя, тогда и схожу за Сонечкой».
Сбросив балетки у порога, нырнула в прохладу дома. Сняла пропотевший, мятый костюм и долго плескалась под умывальником. Переоделась в легкое домашнее платье и облегченно вздохнула.
Руки механически, по инерции разложили продукты. Катя намыла тарелку черешни, порезала свежего хлеба, налила молока. Села за стол. И вдруг осознала, что не в силах проглотить ни крошки. Зато от жажды скрипело в горле. Залпом выпила стакан холодного молока, ладонью отерла молочные усы и замерла. «Надо бы морс сделать, воду на плитку в кастрюле поставить», — равнодушно проскользнуло в сознании.
Но Катя не пошевелилась. Чувство гнетущей несправедливости не отпускало. От пережитого шока начало трясти.
«У меня же коньяк есть! Мужичок „с ноготок“ преподнес на Троицу», — встрепенулась Катя. Она нерешительно подошла к платяному шкафу.
На красно-коричневом фоне подарочной коробки вилась армянская позолоченная вязь. В красивом кувшинчике маслянисто переливалась янтарная жидкость.
«Надеюсь, не самое плохое качество», — усмехнулась Катя и резким движением свинтила пробку. Пошарила рукой в глубине шкафа и достала коробку конфет. Нежно провела пальцем по глади целлофана: «Конфеты точно вкусные, с орешком внутри! И шоколад настоящий, не везется кулинарным жиром во рту, — она прикусила задрожавшие губы. — На новоселье хотела открыть. Да после такого позора не до новоселья!»
Катя достала из закромов посудного шкафа изящную маленькую кофейную чашку. По донышку с наружной стороны стояло синего цвета витиеватое клеймо в форме венка. «Чувствуется, что очень старинная. Наверное, здешние помещики в таких чашечках кофе смаковали, а я коньяк собираюсь пить. Но не из бокала же мне это делать!» — ее губы опять задрожали. Она налила в чашечку почти до краев, осторожно взялась за хрупкую ручку и одним глотком, крепко зажмурившись, опрокинула содержимое в рот. Резко обожгло горло. Катя сморгнула выступившие слезы.
