И приятель его Карпыч такой же любитель устраивать шоу с подковырками. Как они меня тогда развели с немертвым обитателем перекрестка? Да как ребенка. Вспоминать стыдно.
Кстати, надо к нему сегодня же вечерком наведаться, еще один старый счет закрыть. Ну, и девкам-русалкам гребешков отсыпать. Я еще тогда, той давней весной, их с запасом купил, вот заначка и пригодилась.
— Уф, запарился я в рюкзаке — прошуршав молнией, высунулся на волю вольную Родька — Здорово, батюшка Ермолай. Поздорову ли?
— Скриплю помаленьку — отозвался лесовик, жуя хлебушек — А я уж надеялся, что Александр тебя, занозу эдакую, где-то там, в чужих землях оставит. Но вот ошибся, выходит. Вот же досада!
— И я тебя рад видеть — Родька спрыгнул на землю и тут же напялил на нос противосолнечные «рэйбэновские» очки. На чем они у него держались — понятия не имею, поскольку не означенный орган, ни уши для того предназначены никак не были. И тем не менее — вот, стоит это чучело, посверкивает стеклышками, горделиво грудь вперед выпячивает. Шапито, да и только!
— Так что там с теткой Дарьей случилось? — напомнил я лесовику тему разговора, с которой он, похоже, собрался соскочить — Дядя Ермолай, не отстану ведь. Сам понимаешь — мы с ней хоть и соседи, но такие, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Иные враги друг дружку больше любят.
— А то мне неведомо, как ведьмы с ведьмаками суседятся! — рассмеялся мой собеседник — Кабы не тот договор, что в незапамятные времена Вещий князь с веды знающими заключил, поубивали бы вы друг друга давно.
— Вернее — они бы нас извели — самокритично признал я — Их больше. И они хитрее.
— Подлее — поправил меня Родька — И зловреднее. У, поганки такие!
Он ведьм терпеть не мог, причем что наших, что импортных, потому моя приятельница Жозефина, как раз таковой и являющаяся, в свое время от него натерпелась ого-го как. Соленый кофе и зеленка в тюбике зубной пасты были наименее безобидными пакостями из тех, что мой слуга ей устроил.
Правда, и она в долгу не осталась. Ведьмы вообще мстительны, а французские, похоже, особенно. Ох, и долго же мне пришлось ее упрашивать сменить гнев на милость и нейтрализовать заклятие, благодаря которому с Родьки шерсть начала слезать клочьями. Он под конец кота породы «канадский сфинкс» начал напоминать, и как-то в ночи здорово напугал Жанну, что в принципе почти невозможно. Сами посудите — чем можно напугать уже умершую девушку, скитающуюся по миру в компании ведьмака, работающего Ходящим близ Смерти? Однако же вот, Родьке это удалось.
Да я и сам, признаться, под конец смотреть на него побаивался. Он правда жутко выглядел.
Но — обошлось. Простила его Жозефина, в обмен на мое обещание выполнить одну ее просьбу бесплатно. Нет, все-таки были у нее ко мне чувства, не врала она тогда. Просто если бы не так, то цена составила бы три просьбы. Или даже пять. А тут всего одна. Определенно, это была любовь.
Ах, Жозефина, Жозефина, веселая и беспечная ведьма, которая, наверное, будет смеяться и шутить даже на эшафоте. Париж, цветущие каштаны, остров Сите, мост Сен-Мишель… Quand je repense à nous, j’ai le coeur qui flambe un peu и все такое.
Может, все же я был не прав? Может, стоило ей поверить? Впрочем, чего теперь думать о том, что не случилось?
— Эй, ведьмак — окликнул меня дядя Ермолай — Ты здесь?
— А где же еще? — тряхнув головой, ответил я — Здесь.
— Об тот год гости к соседке твоей пожаловали из Первопрестольной — лесовик устроился на пеньке поудобнее и огладил бороду — Тех же кровей, что и она сама, да и чинами не меньше. Матерая ведьма приехала, из старых, я это сразу почуял, когда она да присные ее через лес ехали. Не ровесница нашей, нет, Дара постарше будет, вестимо, но тут не только годы решают, а и опыт.
— Так к ней и раньше кто-то только не таскался — не удержавшись, влез в беседу Родька. Перед тем он уселся поодаль от нас, обиженный тем, что на его роскошный аксессуар никто не обратил внимания — И ведьмы тоже прикатывали, я помню.
— Только до драки дело не доходило раньше — тоном заговорщика пояснил дядя Ермолай — А тут, представь себе, под вечер сцепились они, да так, что только искры во все стороны летели. Я уж думал все, пришел конец Лозовке, спалят ее дотла, а следом и лес мой займется. Особенно когда автомобиля приезжих ахнула! Пламя до небес полыхнуло, с деревьев аж лист посыпался. Со времен германца так тут у нас не громыхало, ага.
— Ух ты — проникся я — Война на западном направлении, однако. И что потом?
— Одну девку Дарья и ее служанки уходили до смерти, сердце ей из груди выдрали — достаточно буднично поведал нам лесовик — А матерая и двое других в лес успели улизнуть. Я же говорю — знающая гостья наведалась, понимающая, когда драться стоит, а когда правильнее сбежать, если уж такая договориться не удалось и вот такая пьянка пошла. Лозовка — дом рода Дары со стародавних времен, он ей силу дает и защиту. Тут же и мать ее жила, и бабка, и прабабка, и еще десять колен. Каждая из них отсюда в большой мир уходила, чтобы ума-разума набраться, а потом сюда обратно возвращалась, когда старшая из рода мир оставляла. Как Дарья помрет, дочка ее пожалует, чтобы принять дом, ключи и книгу. А еще через сколько-то лет — внучка. Нет ведьмину роду переводу, так они говорят.
— Так у тетки Дарьи дочь есть? — опешил я.
— Чего ж ей не быть? — изумился дядя Ермолай — Вестимо есть. И тоже Дарья. И внучка Дарья. Да у них все девки в роду это имя носят. А робят ни одна до сих пор не рожала.
— Ну надо же — не мог скрыть удивление я — В жизни бы не подумал.
— Дочку ее я давно не видал — лесовик отщипнул кусочек хлеба и бросил его в рот — Она еще лет сорок назад в столицу подалась, а потом вроде вовсе в дальние края уехала от греха. Какая-то неприятная история у нее вышла, причем настолько, что аж судные дьяки по ее душу сюда приезжали. А вот внучка, Даренка, и посейчас к бабке наведывается. Той осенью тоже заезжала. Славная такая девчушка, шустрая. И красавица, конечно. Телом крепкая, волос рыжий, глаз зеленый. Небось, в городе парни за ней табунами ходят.
— Рыжая — бесстыжая — пробормотал я — Так, говоришь, смылась гостья от бабки Дарьи?
— Старая следом за ними прибежала — хмыкнул лесовик — Минут через пять. Орала на меня, ногами топала, кулаками махала. Хотела, стало быть, чтобы я этих троих закрутил, завертел, да на поляну с жертвенным камнем по темноте и вывел.
— Как меня с Маринкой в свое время — подсказал я, не удержавшись.
— Вот-вот — покивал дядя Ермолай, который, похоже, ни малейшего стыда за ту давнюю историю не испытывал — Только шиш! Я ей не слуга, а она мне не госпожа. Надо мной вообще старших нет. Я сам себе хозяин.
— Ясно. Стало быть, из чувства вредности ты этих беглянок самой короткой дорогой к станции вывел? — сопоставив его слова, предположил я.
— Только что билет не купил — подтвердил лесовик — А Дарью послал куда подальше. Ишь, взяла моду на меня голос повышать! С тех пор мы особо больше не общаемся. Да она из Лозовки и носу не кажет, за околицу — и то не суется. То ли боится, то ли еще чего. Не меня боится, понятное дело. Кого-то другого.
