высовывать, а к Тирогису запретили приближаться ближе, чем на сто лиг – только по высочайшему на то разрешению. Гунвальд, имей совесть!
Монах отобрал у каршарца бутылку. Гунвальд пожал плечами и взял другую.
– Короче, я похоронился в этом демонами забытом Станигеле – скукота там смертная. Единственное развлечение – монастырская библиотека. Если бы не книги, я бы в этом Станигеле совсем спился. Я все книги перечитал по два раза, и начал одолевать настоятеля, чтобы он вытребовал у патриархии новые. Надоел так, что он при виде меня рычать начал. К тому же, время от времени местные жители с жалобами на меня приходили…
– Ты им, наверное, проповедь задом наперёд прочёл? – предположил Дилль.
– Не, обычно жаловались, что кому-нибудь морду набил. Ну, ещё пару раз родители невинных девиц приходили. Но на самом деле, те девицы были уже давно не невинными…
– Подожди, подожди, – Дилль недоумённо развёл руками. – Разве монахам церкви Единого не воспрещены плотские утехи?
– Воспрещены, – кивнул Герон, – ибо, как говорит наш настоятель, если тратить силы на низменные человеческие наклонности, то Единый не услышит твоего голоса в хоре братьев, а потому всеобщая молитва может не исполниться. Но, – тут Герон хитро усмехнулся, – почему-то наши монахи не упускают возможности… гм… пообщаться с женской половиной человечества. Наверное поэтому Единый не всегда спешит исполнить наши смиренные просьбы.
– Предлагаю выпить за женскую половину, которая не даёт окончательно завянуть монахам! – провозгласил тост Дилль.
Гунвальд и Герон тост с воодушевлением поддержали, после чего монах закончил своё повествование:
– После того, как Дилль проехал через наш городишко, я начал к настоятелю приставать, чтобы он откомандировал меня в драконоборцы. Отец Симеон сначала, конечно, не соглашался, но как услышал, какое жалование полагается драконоборцу, мигом сообразил, что для монастыря эти деньги лишними не будут. Да и, наверное, надоело ему разбираться с моими еженедельными прегрешениями. Короче говоря, снабдил он меня сопроводительным письмом и отправил с глаз подальше. Вот так я и оказался здесь.
– То есть, ты вместо того, чтобы спокойно жить, собираешься на верную гибель? – спросил Гунвальд.
– Лучше погибнуть в битве с драконом, чем от скуки в монастыре, – с нетрезвой высокопарностью ответил достойный монах.
– Уважаю! – каршарец облапил Герона.
– Предлагаю выпить за храбреца, который боится лишь скуки! – провозгласил Дилль, которому, очевидно, в этот вечер предстояло быть тостующим.
Потом они выпили за Дилля, сразившего дракона "одной левой" – на сей раз тост произнёс Гунвальд, потому что Дилль из скромности промолчал. Потом за могучего варвара, который, как истинный каршарец не боится ничего на свете, кроме скалки в руках женщины. Потом вино закончилось, и троица плавно перешла на пиво, а вот дальнейшее как-то истёрлось из памяти Дилля. Нет, он, конечно, помнил, как Гунвальду их компания показалась слишком малочисленной, и каршарец пригласил к застолью ещё парочку драконоборцев. То, что они пить не желали никакой роли не играло – варвар оказался настойчивым, и один из приглашённых был макнут головой в бочонок с остатками пива. Поскольку голова Йуры, а именно он оказался жертвой, была не слишком чистая, пить пиво больше никто не захотел, и добрый варвар отдал бочонок пострадавшему. Что с ним сделал охотник, осталось для Дилля неизвестным – он заснул, сидя между Гунвальдом и Героном. Дилль сквозь алкогольную дрёму слышал, что варвар и монах ещё пели какие-то песни и, кажется, кто-то из драконоборцев даже пытался заткнуть певцов. Дилль подумал, что легче остановить бегущего бизонобыка, чем поющего каршарца, и окончательно провалился в сон.
Глава 9
*****
На вопль десятника Эрека "Подъём, пёсьи дети!", Дилль лишь сумел оторвать голову от набитой камнями подушки – иначе чем ещё можно объяснить жуткую головную боль? Взглянув на монаха и каршарца, Дилль убедился, что друзья тоже почивали на подушках, набитых булыжниками. Все трое едва шевелились, хотя остальные драконоборцы уже выбежали во двор, опасаясь гнева десятника.
Видимо, Эреку было знакомо чувство сострадания – он не наказал похмельную троицу, а лишь велел через пять минут быть во дворе. В организме Дилля включились в работу какие-то скрытые резервы, и через пять минут он действительно уже стоял в строю. Прохладный воздух, в котором смешались лёгкий дым, запах свежеиспечённого хлеба и "ароматы" из конюшни, слегка прочистил мозги Дилля. К его великому счастью, а также вящей радости Гунвальда и Герона, десятник объявил:
– Сегодня силовых занятий не будет. Вместо этого вы должны привести в порядок униформу, чтобы к приходу господ мастеров магии и наместника короля в Неонине ваши мундиры были отглажены и сияли чистотой. Особо это касается вас троих! – палец Эрека с заскорузлым ногтём ткнул в сторону Дилля, Гунвальда и Герона, после чего десятник закончил: – Времени на всё вам даётся два часа. Кто не успеет привести себя в порядок, будет маяться животом до самого Неонина. А маги со своей стороны придумают вам ещё что-нибудь.
С такими доводами было трудно поспорить. Дилль поплёлся в казарму, где с гудящей головой принялся приводить в порядок свой полувоенный мундир. Час спустя он понял, что в результате его стараний сюртук[1] по-прежнему выглядит так, словно на нём плясало по меньшей мере десять человек, а штаны с зелёными лампасами упорно не желают расставаться с винными пятнами. Гунвальд, судя по всему тоже отчаявшийся довести до ума свою одежду, громко выругался и решил уйти в монахи.
– Дилль, ты только посмотри на Герона. Сидит, ногу на ногу сложил и смотрит на наши мучения. Ему-то хорошо – стряхнул крошки с рясы, и готов. Всё, я тоже записываюсь в монахи. Так, из чего бы мне сделать себе рясу?
– В одеяло закутайся, – посоветовал Дилль. – Для начала, думаю, сойдёт, а потом братия тебя снабдит настоящей одеждой. Правда, Герон?
Монах кивнул, пряча улыбку в густой бороде. Гунвальд, принявший "совет" Дилля за чистую монету, принялся сооружать себе рясу из двух одеял – одного, как выяснилось, оказалось недостаточно, чтобы скрыть мощное тело каршарца. Ради помощи другу Дилль забросил чистку собственного мундира и до самого последнего момента, пока не раздалась команда десятника Эрека, помогал варвару скреплять непослушные края одеял.
– На выход, собачьи души! – взревел Эрек. – Сейчас прибудут господа верховные мастера и наместник Его Величества в Неонине. Живо на плац!
На сей раз десятник для ускорения дал команду
