— Михайловна ключи из тайника за наличником окна достала и распрощалась с Надей. Решила домой к себе идти, пусть молодёжь сами. Кого Яру приятней видеть будет, девушку молодую или свою медсестру? Да и дома дел полно, а они справятся.
— Ну что, Надюша, двери я тебе открыла, телефон мой запиши и звони, если что. Думаю, вы вдвоём с хозяйством управитесь. А я пойду, не буду мешать.
Дом встретил тишиной и холодом. Печка не топлена, пустой заварочный чайник на столе делил компанию с немытой чашкой. Хозяин же обнаружился спящим под двумя одеялами, только макушка видна.
Надя невольно улыбнулась и подошла поближе. Отодвинув одеяло от лица, тыльной стороной ладони дотронулась до лба. Горячий. Провела рукой по волосам, пропустила их сквозь пальцы.
— Что ж ты так, Ярик? Я думала врачи не болеют…
Она говорила тихо-тихо, почти шёпотом. Чувствовала, что стоять и смотреть на него просто так — нехорошо. Надо выйти к сараю, набрать дров, растопить печь. Бабушке позвонить, сказать, где она, а то ведь хватится, потеряет. Приготовить поесть надо. А она как к месту приросла.
Наклониться хочется да поцеловать его спящего. Соскучилась же.
Господи, как же её-то так накрыло?! Не думала, не гадала, ни о какой любви не мечтала. А теперь… Бабушка бы знала, что в душе у неё творится, вот уж не одобрила бы. Она говорила, что внимание от мужчины должно быть, что себя позволять любить надо, а не вот так самой.
Но он спит, а значит, ничего не увидит и не почувствует.
Надя ещё раз провела рукой по волосам, наклонилась и поцеловала Яра в висок, но не удержалась на ногах плюхнулась прямо сверху на него. Её вскрик и громкое «Мяу» раздались одновременно.
Встать тоже не получилось, потому что Ярослав обнимал её обеими руками и смеялся. А она в джинсах, свитере и одном тапочке оказалась под обоими одеялами.
— Привет, Яр! — сквозь смех произнесла Надя. — Как себя чувствуешь?
— Не сказать, что хорошо, но с тобой много лучше, — севшим голосом ответил он. — Только заразить тебя боюсь, а то показал бы, как целоваться надо. Но у нас всё впереди, так?
— Прости…
— За что? Мне всё понравилось.
Надя вылезла из кровати. Наклонилась в поисках потерявшегося тапочка. Встретилась глазами с котом, надела тапочек и снова оказалась в объятиях Ярослава.
— Яр, пусти, ну что ты делаешь? Нас кот осуждает.
Он снова рассмеялся.
— Ну куда же ты всё время ускользаешь?
— Да тут я, тут! Яр, у тебя переодеться во что-нибудь будет?
— Можно просто раздеться. А если конкретно, то что ты собираешься делать? И я, кажется, очень не к месту заболел.
— Очень не к месту. За дровами я собралась, дом выстыл. А ты обнимаешься…
Она улыбнулась, вспоминая своё неуклюжее падение. Удивилась тому, что никакого стыда и неудобства не испытывает, переоделась в футболку Яра, накинула куртку и выскочила из дома. Набрала дров, вернулась, растопила печку и снова побежала к сараю, поставить свежую воду и корм для курицы.
В комнате приятно запахло горящими поленьями. Кот хрустел сухим кормом, а Ярослав, сидя в кровати, пил свежезаваренный чай с мёдом и имбирём. Было уютно и спокойно. Так, как никогда в жизни ещё не было.
Часть 18
С рассветом началась суматоха. Первые лучи осеннего запоздалого солнца включили обычную жизнь с её тревогами и радостями, делами и переживаниями, и покой остался прерогативой ночи.
Надя крутилась на кухне, причём не одна. Её бабушка, конечно, не усидела у себя, а явилась в дом Яра с единственной целью — помочь со всякими домашними делами, а заодно проверить, действительно ли внучка спала в соседней с Ярославом комнате на диване. А ещё ей вздумалось налепить пельменей побольше, заморозить в морозильнике, чтобы всегда были, и не надо было бы думать, что приготовить, когда готовить особо и не хочется, а есть очень даже.
Ярослав, привыкший жить с семьёй отца, особого неудобства от присутствия посторонних не испытывал. Тем более что Надежда Владимировна пришла с добром, пельменей настряпать. И конечно, беспокоится за внучку. Он бы тоже, наверно, за дочку переживал. Мысль о дочке показалась прикольной. Он представил себе пухлую малышку, очень похожую на Надю…
Только на Надю. Такую же светленькую, курчавую, с ясными серыми глазками.
Валяться в кровати и слушать разговор женщин, доносившийся с кухни, было весело. Тем более они не подозревали о том, что он их слышит.
— Надя, он мужчина, понимаешь? А если забеременеешь? Ну как так можно, знакомы без году неделя!
— Воздушно капельным путём забеременеть невозможно. — Надин смешливый голосок был невероятно приятен. — Ба, мы даже не целовались. А ты сама могла бы бросить человека больного одного в холодном доме? И элементарно чаю не подать?
— Потому я вчера и позволила тебе остаться здесь. Хотела прийти, да дед не пустил.
— Вот и прав дедуля. Ба, я взрослая. Позволь мне жить своей жизнью.
— Живи, только пельмени налепим, и живи, но с детём помогать не буду.
— С каким детём? Ба, ну ты и перестраховщица! Слышишь, машина подъехала, это, наверно, Андрей Петрович.
Яр тоже услышал звук мотора и встал с кровати. Появился в кухне, поздоровался с женщинами и, накинув куртку, вышел на крыльцо. То, что это не отец, он знал наверняка. Тот звонил вчера из Барселоны, а Яр ему про вирус не сказал, что человека расстраивать? У отца конференция, доклад, встречи. Отделался дежурными фразами и старался говорить поменьше, а слушать побольше, чтобы осипший голос его не выдал.
Дашин Mini Cooper не узнать было просто невозможно. Ярко-оранжевый, с чёрной крышей и стильными чёрными полосками. Отец хотел ей взять что-то типа Пежо, но Дашка выбрала этот.
Бросив машину за воротами, женщина направилась к дому. Поцеловала Яра в щёку и вошла.
— Доброе утро, — она мило поздоровалась с женщинами. — Вы Надя, да? Я вас узнала, мне про вас муж много рассказывал. Восхищался, между прочим. Я Дарья или просто Даша, жена Андрея Петровича, можно сказать, мачеха Ярослава. А давайте я с вами пельменями займусь? Ярка, дай переодеться во что-нибудь и выгрузи там всё из багажника, я тебе привезла.
Яр вынес ей футболку, взял ключи от машины и загнал авто во двор. Потом полез в багажник. Дашка была в своём репертуаре. Как всегда, напекла пирогов и пирожков, даже суп с грибами в банке прихватила, его любимый. На душе стало тепло и грустно одновременно. Дашка была другом, просто другом и
