Книга Ноль эмоций - Екатерина Осянина

— Это, по-твоему, «не спеша»?

— Мы сейчас отойдем подальше…

— Подальше от чего? От лагеря?

— От этой речки. Пойдем прямо на север, а она повернет на северо-восток. Надо воды, кстати, набрать.

— Наберем. А дальше что? Повернем на север… И?

— Пройдем без остановок до следующей речки. Там сделаем привал, найдем чего-нибудь перекусить, отдохнем. И дальше, на север.

— Угу, — угрюмо вякнула я, рисуя себе радужные перспективы наших ближайших дней.

— А почему ты меня вчера к речке не пустил?

— На речке нас проще всего обнаружить.

— Как? Со спутника?

Он бросил быстрый взгляд вверх, в уже довольно светлое небо, пожал плечами:

— Да запросто. Если это военные… Но это вряд ли. Уж не такая я крупная рыбина, чтобы начинать на меня охоту такого уровня.

— Но кому-то же ты все-таки понадобился?

— Возможно, кому-то из тех, кто имел доступ к архивам с записями о моем чипе.

— Значит, мы все-таки сбили их со следа?

— Надеюсь, что да. Временно. Но если они узнают направление нашего движения, то могут заранее нас подстерегать. Например, на ближайшей станции на железнодорожной ветке. И на следующей станции. На речке могут нас ждать. Потому что они думают, что мы вряд ли далеко уйдем от воды. Ну, я бы на их месте так нас и искал.

— Поэтому мы и костер не жжем? — насупилась я.

Он помолчал, высвободил свою руку и неожиданно обнял меня за плечи:

— Дойдем до другой реки, разведем огонь. Обещаю.

Переход был ужасный. Как мы ни экономили воду в пути, полутора литров на двоих нам было мало. Помогали ягоды, которые мы собирали, не отклоняясь от нашего маршрута. Я жадно набивала рот малиной, черникой, брусникой и костяникой, радуясь передышкам.

Ноги я стерла в кровь. Сев отдыхать во время очередного привала, я скинула свои полуботинки и рассматривала свои распухшие покрасневшие грязные пальцы. На некоторых были волдыри.

Костя подсел ко мне, осмотрел мои ноги, покачал головой, но ничего не сказал. Зато пошел помедленнее.

Потом мы вышли на просеку, сильно заросшую травой. Я скинула ботинки, перекинула их через плечо, связав шнурками, и пошла босиком. Стало значительно легче.

День был солнечный и жаркий, над нами то и дело кружили слепни размером с шершня, норовили прокусить ткань одежды.

Костик меня удивил. Когда мы сделали очередной привал, чтобы дать отдых ногам, он выудил из недр своего рюкзака последнюю банку тушенки.

— Вот он, черный-пречерный день! — заявил он, орудуя ножом.

Он вскрыл банку, как всегда, оставляя рваные зазубрины, отогнул крышечку, искрошил и перемешал острием ножа содержимое и отдал мне.

Жадно выжрав свою долю и оставив мужчине чуть больше, чем съела сама (все-таки, он в полтора раза меня крупнее!), я вернула ему банку и облизывая пальцы, смотрела, как он ест с ножа.

На десерт он достал бутылку с остатками водки. Открутил крышечку, протянул мне.

Я, недоверчиво косясь, взяла бутылку, сделала большой глоток и чуть не подавилась. Но заставила себя проглотить теплую мерзость и потом долго мотала головой, жмурясь, чтобы стряхнуть навернувшиеся слезы.

— Фффууу! — только и смогла я произнести, когда ко мне вернулась способность издавать членораздельные звуки.

Мой спутник усмехнулся и тоже отпил. Снова протянул бутылку мне.

Я в ужасе замотала головой, но он велел выпить.

— Давай-давай. Считай, что это лекарство! Во рту долго не держи, глотай и сразу выдыхай, — учил он.

Я зажмурилась, глотнула и выдохнула.

— Воооот, умничка! — довольно протянул он и отобрал у меня бутылку.

Я вспомнила, как вчера он выхлестал полбутылки этой гадости, и меня передернуло. Пф! Лекарство!

Картинка у меня перед глазами сразу же поплыла. Если я смотрела в одну точку, все было нормально. Но если я резко поворачивала голову, то картинка менялась с некоторым запозданием, сдвигалась, делаясь смазанной, а потом с запозданием прояснялась. Я еще немного поэкспериментировала, а потом заметила, что улыбаюсь. И что Константин, наблюдая за мной, тоже улыбается.

Банку из-под тушенки он сполоснул тоже водкой. Побултыхал ее там с остатками мяса и жира и вылил в рот. Меня чуть не вырвало. Он закрыл и убрал в рюкзак бутылку с последними глотками спиртного и, к моему удивлению, убрал туда же и бережно вылизанную и прикрытую жестяной крышечкой банку из-под тушенки.

— Может, просто закопаешь?

— Нееет, — он хитро прищурился с довольным выражением лица, — пригодится!

Он помог мне подняться, и я обнаружила, что меня слегка пошатывает. Он тоже это заметил, поэтому дальше повел меня за руку.

Идти стало намного легче. Видимо, сил прибавилось. Да и стертые ноги, шагающие теперь босиком по мягкой траве и песку, после небольшой передышки не так саднили.

К вечеру мы вышли на берег речки. Просека, которая нас к ней вывела, к тому моменту превратившаяся в наезженную грунтовую дорогу, в которой ноги погружались в песок по щиколотку, ныряла прямо в нее безо всякого предупреждения. И выныривала уже на том берегу. Брод был примерно по пояс. Ездили по этой дороге, судя по следам огромных шин, только здоровенные лесовозы-вездеходы. И, судя по следам, ездили нечасто.

Мы разделись до пояса (снизу) и воспользовались бродом, но перед этим, преодолевая желание налакаться прямо из речки, наполнили нашу пустую полторашку и наконец-то залили свежей речной водой свою жажду. Потом Костя сразу же свернул с дороги и повел меня вдоль берега. Только когда мы прошли еще несколько километров, он выбрал для ночевки уютное местечко, со всех сторон окруженное ивами. Это был небольшой песчаный пляж, на котором росла редкая жесткая трава. К воде можно было подойти, только обойдя кругом целую стену кустов.

Костя швырнул на песок свой рюкзак, и я шлепнулась рядом с ним, со стоном растянулась прямо на песке. Костя молча стащил с себя потную рубаху, отправился бродить по кустам и вскоре приволок к месту нашего будущего ночлега несколько совершенно сухих коряг, выбеленных солнцем.

Он стал разгребать песок и вскоре вырыл довольно глубокую продолговатую ямину, больше похожую на могилу. Сложил туда коряги и поджег. Они занялись сразу, прозрачное бездымное пламя загудело, вырываясь из щелей между бревнышек.

Когда я нашла в себе силы подняться с песка и подползти к огню, Костя опять куда-то исчез. Я сидела неподвижно, смотрела в огонь, который по мере сгущения сумерек становился все ярче, и гадала, где он сейчас бродит и что делает.

Он появился совсем не с той стороны, откуда я его ждала, и принес с собой какие-то палочки. Молча сел рядом со мной, достал ножик и начал их выстругивать. Я молча наблюдала, как он заточил один конец и выстругал небольшую выемку в середке первой палочки. Взялся за вторую: сделал косой срез на конце на манер отвертки или стамески, и еще одну зарубочку посередине. На третьей палочке он тоже сделал небольшой заступ и плоский клин на конце. Время от времени он брал в руки все три палочки, примеривался, прикладывая их одну к другой. В конце концов он сложил какую-то нехитрую конструкцию, напоминающую цифру «4», упирая клинья палок в заступы и прижав серединные зарубки одна к другой.