Глаза цвета горького шоколада, такого же горького и мерзкого, как и вся сущность их обладателя, опасно сверкают в мою сторону. Я замечаю, как плечи Рамиреса напрягаются под тканью рубашки, и не могу не сравнить его с хищником, готовящимся к прыжку. Только вот в этот раз жертва-зверёк собирается проявить маскировку и слиться с природой…
— А знаешь, ты прав, — тут же меняю тактику и тон, изобразив саму невинность, и опускаю взгляд на папку с иском. Медленно открываю её и тщательно показываю своё резко возникшее безразличие, не всматриваясь в текст. — Не хочу забивать голову лишней информацией о твоей корпорации. Сейчас есть дела поважнее.
Слышу едва различимый вздох Рамиреса и придаю себе ещё более наивный вид. И кажется, бдительность хищника усыплена. Но надолго ли?..
— Умница, — я почему-то задерживаю дыхание, когда это слово обманчиво ласкает слух. Но Рамирес тут же идёт в атаку, и мне приходится снова подобраться: — Тогда поведай мне, почему бросалась днём такими громкими обвинениями об отравлении? С чего ты решила, что Эдварда отправили на тот свет?
Я хитро щурю глаза, отвлекаясь от папки, содержимое которой пока всё ещё как белое пятно с буквами. Атмосфера между нами сгущается всё сильнее, будто концентрация озона в воздухе резко увеличилась, и я на свой страх и риск решаю вернуть Рамиресу его же слова:
— Ничем порадовать не могу — то, что я недавно выяснила, не имеет значения. По крайней мере, для тебя.
Тишина окутывает кабинет паутиной, но сети рвутся через какое-то время острым звуком хлопков. Рамирес демонстративно аплодирует мне, а затем наклоняется чуть вперёд — благо, между нами довольно широкий стол.
— Умеем показывать зубки, похвально… Но ты ошибаешься, Джейн. Если ты что-то нарыла, я должен об этом знать.
Я чувствую, как инициатива вновь выскальзывает из моих рук. Как он умудряется даже в моём кабинете, сидя в гостевом кресле, быть хозяином положения?..
— С какой стати? Ты что, приходился моему отцу родственником или близким другом? — язвлю я, приподняв одну бровь. Корю себя за это, но слова дальше опять льются бесконтрольным потоком. — Да, я ошиблась, решив, что ты — первое заинтересованное в его смерти лицо, но давай будем откровенны: навряд ли ты был первым, кто был заинтересован в его жизни. Так зачем тебе что-то знать?
— Мы сотрудничали. Этого пока хватит, — с вальяжной интонацией отвечает Рамирес, снова всматриваясь в постепенно темнеющее небо за окном. Но судя по вздувшейся вене на лбу, и его терпение уже на исходе, как заканчивающийся бикфордов шнур, по которому лихо бежит огонёк к динамиту. — И в конце концов, Джейн, мы не на грёбанных торгах. Что ты выяснила?
Несмотря на ультимативность вопроса, который, ожидаемо, должен был меня взбесить, я почему-то отвечаю слишком уравновешенно и даже как-то жалостливо упрашиваю:
— Почему ты не можешь рассказать мне в деталях? Да ты даже не политик, Аль… — вот чёрт! — Рамирес… Сеньор Рамирес. Вы даже не политик, так о каком сотрудничестве и интересах, в которых играл роль отец, идёт речь?
Я опять сбивчиво перехожу к официальным речам, которые уже давно были отброшены, и понимаю, что теряю в очках: слишком довольный блеск во тьме напротив это подтверждает.
— По крайней мере, есть обстоятельства, из-за которых я не могу рассказать сейчас. Может быть, когда-нибудь, — Альваро неискренне улыбается, и видно, что отмахивается последней фразой. Пытается выпытать информацию, но не делится ответно. — И да, если тебе удобнее обращаться ко мне по имени, когда мы наедине, то пожалуйста.
И он ещё что-то говорит мне об этичности и плоскостях? Да вся его последняя фраза, каждое в ней слово буквально горит скрытым подтекстом, который сбивает меня с толку. Готова поспорить — специальное снижение тембра, нарочито короткое облизывание губы и чрезмерно пронизывающий взгляд не просто так добавлены к сказанному.
Буду думать, что мне просто показалось — ну не может этот человек так стремительно изменить свой подход ко мне…
— Нет, мне не удобно, — отсекаю я, как топором канат со смачным звуком. — Раз у тебя есть обстоятельства, то и у меня они есть. Я не расскажу тебе ничего, пока не объяснишь мне, какого чёрта отец связался с тобой?..
Молчание настолько явное, что, кажется, я могу нащупать его в воздухе. Мы буквально испепеляем друг друга взглядами, долго, мучительно долго, пока Рамирес первый не опускает веки. Его губы снова изгибаются в усмешке, а пальцы перебирают висячую цепочку на жилете:
— Твоё бы упрямство, да в верное русло, Джейн. В суде ты не такая вспыльчивая…
Вновь смотрит на меня. Оценивающе и задумчиво, оставив цепочку в покое, и я впервые рядом с Альваро ощущаю… смущение.
Мне нечего ему ответить, да и не хочется продолжать пустую полемику, поэтому я принимаю последнюю реплику, как смену русла беседы, и возвращаю своё внимание, уже по-настоящему, к иску от налоговой.
— Это… Ты хоть видел, в чём суть м-м-м… претензии? — через несколько минут мои глаза округляются, когда я дочитываю бумаги.
— Конечно.
— Мне нужны абсолютно все документы и любая информация, касающиеся произошедшего, чтобы доказать, что «Сомбра» ни при чём, — твёрдо добавляю я, снова глядя на иск.
Компания обвиняется в отмывании полученного дохода от сделки с некой «Эксон Лоялти» и в неуплате соответствующей суммы налога…
— Разве я сказал, что мы невиновны?
Голос Рамиреса звучит обволакивающе-тихо, и он опирается щекой на одну ладонь, внимательно наблюдая за мной.
— То есть… Ты сейчас полностью признаёшь, что вы совершили это?
— Мы, Джейн. Ты с нами в одной лодке, если не забыла. И да, признаю, совершенно ни о чём не жалея.
— Но ведь… — ни один клиент на моей практике не признавался в своей вине адвокату вот так: в лоб, сразу, не испытывая никаких угрызений совести. Хотя о какой совести у таких людей может идти речь?..
Я растерянно откидываюсь на спинку кресла, всё ещё не веря в услышанное.
— Тебе, как уполномоченному лицу и владельцу, может грозить срок до пяти лет за уклонение от уплаты налогов, а компании — штраф до полумиллиона, ты в курсе? — делаю я последнюю попытку вразумить этого совершенно невыносимого и странного человека, надеясь, что нависшее наказание как-то сбросит с него корону, но не тут-то было.
— Твоя задача — не выиграть дело полностью и выставить «Сомбру» святой. Добейся штрафа, и этого будет достаточно, — Рамирес убирает ладонь и переводит взгляд на окно, сохраняя незыблемое спокойствие, словно речь не о серьёзном нарушении закона. — Твоя задача — сделать так, чтобы мы не выплачивали моральный и репутационный ущерб «Эксону». К ним тоже нагрянула налоговая с проверками, и теперь они обвиняют во всём нас.
— Говорю сразу: шансов очень мало. Надейся на то, чтобы они не забрали лицензии на оказание финансовых услуг или вообще не добились закрытия, потому что после штрафа внимание к компании будет пристальным…
