сказал участковый на прощанье старику. – А уж коли нужда есть выпить, так сиди дома. Глядишь – так оно спокойней всем будет».
Василий Иванович посидел ещё немного, затем поднялся и пошёл в свинарник.
«Пойдём гулять, Пиг, – сказал он, обращаясь к своему щетинистому другу. Пиг вместо ответа радостно захрюкал и, как обычно, стал взбрыкивать задними ногами.
«Вот и говори, – обратился Василий Иванович то ли к себе, то ли к невидимому своему собеседнику, – что свиньи глупые животные». «И животные они умные, – продолжил он свой неспешный монолог, – и друзья такие, что ещё поискать надо».
Он привычно снял со стены поводок и надел его на Пига…
Пять грамм ананаса
– Ма-а-а-м… – Виталя тормошил меня за руку, пытаясь вытащить из полудремотного осеннего состояния, – расскажи чего-нибудь…
– Тётьсвет, – в тон ему затянула Лана, – ну правда, нам тут скучно, а ты спишь.
Лане отроду всего одиннадцать лет, но в её голос постоянно вкрапляются какие-то басовые ноты, несмотря на то, что она девочка. Вобще полное её имя – Светлана. Ланой её окрестил мой свёкор, чтобы нас двоих не путать при разговоре. Её часто приводят к нам, и я, если честно, этому радуюсь. Дело в том, что мне по медицинским показаниям нельзя больше иметь детей, и я не могу подарить Витале братишку или сестрёнку. То и дело появляющаяся в нашем доме Лана с лёгкостью справляется с задачей – быть Витале сестрой. Он, кажется, почти уже и забыл, что они с Ланой не родные, а двоюродные, потому что бόльшую часть времени им приходится быть вместе: и дома, и в школе, и на улице. Живёт Лана в нашем же доме, только наш подъезд второй с левого края, а её – второй справа.
– Что вам рассказать-то? – я всё пытаюсь выйти из полусна-полудрёмы, – почитайте лучше книжку какую-нибудь. Там вон на полке…
– Да читали уже! – перебивает меня Лана.
– Ага! И в лотошку играли, и в домино, – тот час же подхватывает Виталя. И он опять начинает канючить: «Ну расскажи какую-нибудь историю».
Нашли рассказчика! Я, если признаться честно, не особо люблю рассказывать разные там истории. Да я вобще их не знаю! Когда Виталя был маленьким, я ему по памяти много чего пересказывала. Уж такая у меня память: один – максимум два раза прочитаю текст – и запоминаю. Даже длинное стихотворение о глупом мышонке слёту запомнила, и потом читала его Витале и по дороге в магазин, и в поликлинику, и в поездках на автобусе. А уж истории – нет, это не моё! Увольте!
Один раз, правда, примерно год назад, когда Виталя ещё во втором классе учился, что-то на меня нашло, и я рассказала ему о том, как мы жили до его рождения. Не знаю, чего это у меня в тот день язык развязался, но рассказ мой о жизни в тогда ещё Советском Союзе, видимо, впечатлил Виталю. И с тех пор мне приходилось порой слышать от него: «Ну, расскажи, как ты в другой стране жила!» Сын почему-то решил, что мы с мужем жили раньше где-то за границей. А мой мечтательный тон видимо добавил ему каких-то особенных переживаний. Я тогда не могла сообразить, что вернувшись в прошлое мыслями, я соскучилась не столько по тому времени, сколько по юным и молодым годам своим. Мы и с мужем моим познакомились там, «в другой стране». Словно в другом измерении жили!
Тогда же я рассказала Витале о том, как в начале 90-х в магазинах было настолько пусто, что даже молоко можно было купить, отстояв довольно длинную очередь. А тот, кто не успевал купить большую литровую бутылку или две маленьких пол-литровых, был вынужден варить себе кашу на воде. И как один раз муж, Виталин папа, догадался купить на рубль мороженого. Целых десять штук принёс домой, потому что мороженое как раз десять копеек и стоило. И как потом мы растопили это мороженое, добавили в чуть сладковатую жидкость воды и сварили на ней кашу. Да ещё и бабушку мужа столь необычным варевом накормили! (Жили-то мы первые годы после свадьбы именно у неё). А вафельные стаканчики, понятное дело, съели просто так. Виталя слушал меня очень внимательно, а затем, что-то посоображав, спросил: «Что ли война была?» И мне пришлось объяснять, что войны никакой, слава Богу, не было, просто жизнь была трудная. Даже не столько трудная была эта жизнь, сколько непонятная. Но мы на тот момент были молоды и нас никакие трудности не пугали. Виталя же был пока что ещё только в проектах, которые осуществились только через три года. Так что жили мы, выкручиваясь как только можно. Но жили же! Впрочем, как и другие в нашей стране.
Когда мне задают вопрос, как я отношусь к той эпохе и каково было жить в той стране, которая была единым государством, на чьём гербе колосья пшеницы были обвиты золотистой лентой, и на каждом витке на украинском, казахском, азербайджанском и прочих языках было написано «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – я честно не знаю, что ответить. Да, вроде все жили одинаково. Да, вроде у всех всё было. Да, я могла позволить себе за три с полтиной ездить в Москву по студенческому билету, хотя путь до Москвы был не близкий: четыреста сорок километров должен был проехать поезд, прежде чем он доезжал до столицы. Поэтому билет до неё казался и в самом деле недорогим. Да, когда я поступила в институт, то на стипендию в пятьдесят рублей я довольно безбедно могла прожить почти целый месяц. По крайней мере, на хлеб и даже чуть больше мне хватало, и название известной оперетты «Нищий студент» ко мне не подходило. Но это с одной стороны. А с другой?
У родителей моих никогда не было ни «блата», ни знакомых в магазинах. Поэтому, что такое жить на картошке и макаронах, я знаю не понаслышке. Хотя колбасу и мясо можно было купить и без «блата»: были в то время такие магазинчики, на вывесках которых сбоку были написаны неведомые для сегодняшнего поколения буквы «КООП». Эти магазины так и назывались – «кооперативные». Но цены там были… Запредельные!
В плане одежды ситуация была примерно такая же. Я везде, даже в художественную школу, хотя туда можно было приходить в чём твоя душа пожелает, неизменно ходила только в школьной форме. А на уроки физкультуры являлась в синих, вытянутых на коленях, трениках и в такой же синей трикотажной футболке. Ну
