массовую нищету, плавно переходящую в голод, то они спутали эпоху. Нищета пока останется, но голод уже нет.
— О! — обрадовался принц, — Вот таких филиппик не хватает на пляже!
— У Аслауг таких еще много, — сообщила Лола, жуя сэндвич с омлетом.
…
*15. Дискуссия без галстуков о труде, халяве и роботах
Прекрасен Умм-эль-Кювайн на рассвете, когда первые лучи от краешка солнца, будто огненные стрелы, пересекают Персидский залив, рикошетируют от еще темных волн (которые вот-вот начнут менять цвет и станут неправдоподобно-синими). Солнечные стрелы вонзаются в желто-серый песок пляжа, рассыпая золотые и радужные искры…
Аслауг слегка завидовала Лоле, которая, на ходу поприветствовав четверку персон за карточным столиком, радостно плюхнулась с мостика в воду. Сама же Аслауг, твердо выполняя обещание, данное принцу, стала вслушиваться в словесную перепалку, этак ненавязчиво разглядывая четверых джентльменов плюс-минус среднего возраста. Вот Тедди Вэнг похожий на Мао Цзэдуна (как его изображали парадные портреты). Вот Мэтью Клэмп, которого можно без грима брать на роль буржуа эры Диккенса. Вот Карл Индер, напоминающий уайлдовского Дориана Грея (как его играют в кино). Ну, а Оуэна Гилбена она знала уже пять лет, и считала похожим на Джона Траволту (несмотря на то, что СМИ сравнивали его с не менее культовым Стивом Джобсом)… …Ощутив себя в теме, Аслауг произнесла, обращаясь к оппонентам Гилбена:
— Джентльмены, вы хотите разобраться в коммфеодализме, или вы убеждаете себя, что коммфеодализм это просто кошмарный сон, который исчезнет, едва вы проснетесь?
— Мы хотим дойти до сути, — сообщил Тедди Вэнг.
— Если так, — произнесла Аслауг, — возможно, лучше начать с лексики. Кто-то из отцов философии постмодерна говорил: нет ничего вне текста, а текст строится на лексике.
— Что не так с английской лексикой? — проворчал Карл Индер.
— С английской лексикой все ОК! — Аслауг улыбнулась, — Но проблема с привычными противоположностями. Что, по-вашему, противоположно полной занятости?
— Неполная занятость, — отреагировал тот.
— Полная свободность, — озвучила свой вариант Аслауг.
— О, вот вы о чем! — обрадовался Тедди Вэнг, и повернулся к боссу, — Теперь, Мэт, вы видите, почему аргонавты считают нас символом скверны?
— Пока я вижу только игру слов, — последовал ответ Мэтью Клэмпа, бессменного вице-президента мета-агрегатора «Atman».
— Тогда, — заявил Вэнг, я попрошу Аслауг привести еще пример. Можно?
— Бедность, — сказала голландка.
— Ага! — Вэнг приложил пятерню ко лбу, — Ответ «богатство» станет ошибкой. Но что в таком случае?.. Дайте подумать…
Аслауг налила себе стакан безалкогольного мохито и кивнула.
— Разумеется, Тедди, думайте, сколько сочтете нужным.
— Вот видите! — прокомментировал Оуэн Гилбен — Не зря более века назад Джон Кейнс предсказал 15-часовую рабочую неделю!
— Ладно, — произнес Клэмп, — если Кейнс предсказывал, значит, так тому и быть. Пускай рабочая неделя 15 часов. Но этот чертов квартинг, принятый у аргонавтов и ливийских хуррамитов, означает еще, что большинство трудоспособных людей не работают вовсе! Недопустимая, дикая лень, которая, к тому же, заражает европейцев!
— Как это она заражает европейцев? — удивилась Аслауг.
— Будто вы не знаете! Почти тысяча молодых европейцев в день эмигрируют в Ливию, получая статус жителей после 5-минутного теле-интервью с агентом по абсорбции. Я смотрел записи, агент не спрашивал, где они намерены работать! А многие вообще не намерены, и едут туда, чтобы жить на халяву! Зачем Ливия принимает этих хиппи?
— Мэтью, а вы заходили на сайт агентства абсорбции? Там есть краткий ответ.
— Там не ответ, а бред! Что значит: «мы рады каждой социально-позитивной персоне»?
— То и значит, — спокойно ответила она, — согласно социальной философии хуррамитов: позитивные люди разберутся, кому из них работать и когда, чтобы всем было удобно.
Мэтью Клэмп выразительно схватился за голову.
— Аслауг, вы же образованный человек, доктор физики! Зачем вы повторяете суеверия хуррамитов? Это ведь отсталая средневековая секта, не так ли?
— Может и так, однако, христиане это еще более отсталая средневековая секта.
— Черт побери, зачем сразу нападать на христианство?
— Просто, Мэтью, вы перевели разговор на религию…
— Черт! Забудьте, что я сказал про секту, и давайте по существу.
— Одну минуту! — вмешался Тедди Вэнг и подвинул свой планшетник к Аслауг, — Есть ли среди этих девяти слов то, что по-вашему противоположно слову «бедность»?
Она пробежала взглядом короткий список на экране.
— В общем, да. Слово «процветание» годится на эту роль.
— Любопытно! А почему слово «богатство» не годится?
— Потому, что богатство не всегда противоположно бедности. Богатство зачастую лишь разновидность неблагополучия, порождаемое культом имущественного неравенства.
— Коммунистические штучки! — сердито припечатал Мэтью Клэмп.
— Нет! — спокойно сказала Аслауг, — Коммунизм это вообще не о богатстве и бедности. Коммунизм это о нерыночном регулировании труда и потребления.
— Софистика! — вице-президент «Atman» досадливо махнул рукой, — Игра слов, которая стартует с того, что счастье не в богатстве, а финиширует на том, что общество должно содержать бездельников.
— Если вы так ставите вопрос, Мэтью, то дело просто в экономике. Обществу выгоднее содержать бездельника, чем исполнителя бессмысленной работы. Выигрыш равен, как минимум, стоимости рабочего места.
— Опять софистика! Если некая работа кажется вам бессмысленной, то вы не понимаете устройство современной экономики! Вам кажется, будто финансы и маркетинг, анализ инвестиций и агрегация сбыта, это лишние звенья! Я угадал ход вашей мысли?
— Ход моей мысли проще, — ответила Аслауг, — экономика решает единственную задачу: удовлетворять потребности общества при ограниченных ресурсах. Это делается путем производства, распределения и потребления товаров. Есть корневой ресурс: труд. Чем прогрессивнее общество, тем меньше труда оно расходует на единицу товара.
— Опять коммунистические штучки! — заявил Клэмп
Голландка-физик улыбнулась и спросила:
— Мэтью, а что для вас критерий прогрессивности общества?
— Экономический рост, разумеется!
— Экономический рост, — спокойно сказала она, — прекратился для Запада в 1980-х, а для развивающихся стран — в 2000-х. Причем это не мое мнение, и не мнение каких-либо коммунистов. Это мнение Римского клуба, опубликованное в 2018-м под заголовком «Особый доклад: come on!».
— Слюнтяи, спасовавшие перед коммунистами и парламентскими леваками! — сразу же отреагировал вице-президент «Atman».
— Мэтью, вы полагаете, что Великую рецессию придумали коммунисты?
Клэмп, все сильнее раздражаясь, хлопнул ладонью по столу, так что звякнули чашки.
— Великая рецессия 2000-х была обычным кризисом, который спокойно прошел бы и сменился бы фазой роста! Но слюнтяи-политики стали метаться, как крысы, и сломали естественный капиталистический порядок, который работал как часы с XVIII века!
— Удивительно, — прокомментировала Аслауг, — то же самое про слюнтяев-политиков и обычный кризис, который спокойно прошел бы и сменился бы фазой роста, я слышал недавно от коммунистов насчет событий 1980-х в социалистических странах.
— Вы что, за коммунизм?
— Нет, я просто не вижу разницы в рассуждениях капиталистов и коммунистов о неком «естественном порядке», под которым они подразумевают каждый свою
