не знаю. — Я качаю головой, короткий, отчаянный смешок срывается с моих губ. — Но что бы это ни было, я просто знаю, что должна установить некоторую дистанцию между нами. Иначе я не смогу жить сама с собой. Если только все не изменится, а теперь я знаю, что этого не произойдет.
— Тебе нужно перестать мучить себя, — тихо говорит София. — Разве недостаточно людей уже сделали это? Дай себе немного покоя, Кэт. Ты думаешь уйти от Виктора?
Я качаю головой.
— Нет. Я не могу. Сделка с Лукой… кроме того, я не могу оставить Анику и Елену. Елена особенно стала зависеть от меня, и я не могу так поступить с ними.
— Тогда постарайся не позволять своим мыслям поглощать тебя. Побудь немного в покое. — София смотрит на меня с сочувствием. — Сейчас и так достаточно поводов для беспокойства. Может быть, со временем Виктор образумится, и между вами будет некоторое пространство. У тебя есть целая жизнь, чтобы понять это. Это не обязательно должно произойти посреди всего этого.
Она тянется за сэндвичем, который я как раз наполовину приготовила, быстро собирает кусочки и протягивает его мне.
— Вот, съешь. Тебе нужно поесть. Я зашла сюда, чтобы приготовить чай для нас с Анной. Я приготовлю чай для нас троих, а потом мы выйдем в сад и немного посидим. На улице солнечно, хотя и немного холодно, и Лиам разжег костер.
Я моргаю, глядя на нее.
— Что сделал Лиам?
София пожимает плечами.
— Он вышел наружу некоторое время назад и предложил развести огонь в яме, чтобы нам было теплее. — Она смеется, ставя чайник на плиту. — Он необычайно добр для сына ирландского короля.
— Разве это не так? — Я хмурюсь, откусывая от своего сэндвича. — Я никогда по-настоящему не встречала никого из них до Лиама.
София пожимает плечами.
— Из того, что говорит Лука, его отец таким не был. Конор Макгрегор был дьяволом, безжалостным и порочным. Так же, как и любой член Братвы, может быть, и больше, поскольку ирландцы всегда чувствуют, что им нужно что-то доказывать. По крайней мере, это почти слово в слово то, что сказал мне Лука. Конор пытался убить Луку на его больничной койке, так что я в это верю.
Я помню, когда Лука и Лиам приехали, София сказала, что Лиаму не суждено было унаследовать место своего отца. Он воспользовался этим по необходимости, чтобы предотвратить гражданскую войну среди мужчин, когда его отца казнили, оставив вакансию без его старшего брата, который мог бы ее заполнить.
— Как ты думаешь, он надеется, что его брат вернется? — Спрашиваю я с любопытством. — Чтобы освободить его от должности?
— Никто не думает, что он вернется. — София смотрит на меня. — Лука думает, что он мертв. Я не знаю, что думает Виктор или о чем шепчутся в ирландских семьях, насколько я понимаю, Лука не ожидает, что он когда-нибудь вернется. Это означает, что он застрял на должности, которую не ожидал получить, и на которой ему нужно доказать, что он достаточно силен, чтобы удержаться.
— Очень похоже на Луку, когда умер мой отец.
— Именно. — София берет чайник, когда он начинает свистеть, наливает кипяток в три чашки. — В последнее время они проводят много времени вместе. Лука считает это беспроигрышным вариантом. Он укрепляет связь с Лиамом, которая может пригодиться в будущем. Его совет укрепит способность Лиама управлять Королями, гарантируя, что ими будет руководить кто-то менее двуличный и кровожадный, чем был Конор Макгрегор.
Я откусываю последний кусочек от своего сэндвича, наблюдая за Софией, пока она готовит чай.
— Лука много с тобой разговаривает, не так ли? — Тихо спрашиваю я. — Он много тебе рассказывает.
— Наверное, больше, чем следовало. — София протягивает мне одну из чашек. — Но не то, чтобы у него были близкие друзья. Все, кого он знает сейчас, могли бы стать соперниками, если бы ветер изменился. Его единственный лучший друг оказался предателем. В наши дни он терпеть не может подпускать слишком многих слишком близко. Он хочет, чтобы я была его напарницей, и я счастлива быть. Сначала я не хотела быть частью этой жизни. Но Лука знает, с чем я могу справиться, а о чем предпочла бы не слышать. И я смирилась с тем, что это то, для чего я предназначена. У моего отца была причина отдать меня Луке, и я не жалею о его выборе. Временами это было болезненно, но также принесло мне много любви и радости.
Ее рука опускается к нежной выпуклости живота, когда она произносит последние слова, и я чувствую стеснение в груди. Я не хочу дарить Виктору сына, но в то же время мысль о том, что у меня никогда не будет собственного ребенка, причиняет боль. Я никогда не ожидала, что полюблю своего будущего мужа, но я всегда с нетерпением ждала возможности завести детей, стать матерью. В каком-то смысле я такая и есть, но какая-то часть меня чувствует пустоту при мысли, что я, возможно, никогда не буду носить своего собственного малыша.
— Давай выйдем на улицу, — мягко говорит София. — Я не хочу оставлять Ану надолго. С тех пор, как мы здесь, ей все труднее. Ее ничто не отвлекает, и она плохо питается или делает что-либо из того, что рекомендовали ее врачи. И я не могу заставить ее. Она…
— У нее депрессия. — Я следую за Софией к задней двери, чувствуя, что очень сильно понимаю чувства Аны. Я мчусь в том же направлении. Необходимость сохранить все вместе для Аники и Елены, это единственное, что действительно удерживает меня от погружения в такую же темноту.
— Да. — София глубоко вздыхает. — И я не знаю, что для нее сделать, кроме как попытаться отвлечь ее. Короче, сегодня мы сидим в саду и разговариваем. Это лучшее, что я могу придумать, застряв в этом доме.
Она толкает дверь и затем останавливается как вкопанная. На секунду я думаю, что случилось что-то плохое, а затем я слежу за ее взглядом и понимаю, на что она смотрит.
Лиам сидит на одном из кованых стульев, окружающих каменное очаговое гнездо, наклонившись вперед и слушая что-то, что говорит Ана, его зеленые глаза блестят. С тех пор как он здесь, у него начала расти щетина на верхней губе и подбородке, и это ему идет, заставляет его выглядеть старше. Никто из нас не может слышать, что они говорят, но ясно, что он зациклен на этом, что бы это ни было. Все его внимание сосредоточено на ней, и на лице Аны застенчивая улыбка, ее руки переплетены в кашемировом одеяле, прикрывающем колени.
— Я была уверена, что он уйдет, как только разведет костер — шепчет София. — Я думаю, они просто разговаривали все это время.
— Ана, кажется, не возражает.
— Нет, но… — София поджимает губы, ее брови хмурятся. — Она сейчас такая
