— Что грустим, малыш?
— Переживаю за свою семью, — тихо ответила она. — Мы с тобой и раньше о многом говорили, но когда ты вывалил всё на сестру с матерью, я почему-то сразу поняла, что так и будет. И они это поняли и растерялись. Мы увезём твою семью, но моя-то остаётся! А я их очень люблю. Я для твоих уже родная, хотя мы женаты только несколько дней, но буду тосковать по своим. Австралия — это навсегда или очень надолго. Я уже вряд ли когда-нибудь увижу отца, а брата… Если встретимся лет через двадцать, это будет уже другой человек. И мне не только страшно их потерять, мне страшно за них. Если знать, что они где-то есть и у них всё в порядке, уже легче жить. Но если империю начнут рвать на куски, они никому не отдадут своё дело! А кто тогда станет считаться с русскими? Я боюсь, Алексей, что их обоих убьют! И звать с собой бесполезно. Не нужна русским чужая сторона, пока совсем не припечёт. Нас припекло, а их ещё нет, поэтому никуда сейчас не уедут, а потом будет поздно.
— Твой отец не такой уж безрассудный человек, — возразил я. — Драться он будет, но и подготовит пути отхода. Если станет невмоготу, заберёт сына и уйдёт. Надо только дать знать, где мы будем, но так, чтобы это нигде не всплыло. Нас не будут разыскивать по всем странам, но если засветимся, тогда отыграются. Нужно получить адрес его доверенного человека, которому можно отправить письмо. И им самим ничего нельзя отправлять, только через кого-нибудь.
В дверь постучали, и, когда я открыл, увидел Ивана.
— Вам звонят, князь, — сказал он. — Какой-то ваш друг, который не захотел себя называть.
Я сходил в прихожую и взял трубку. Звонил Олег.
— Кто у тебя на телефоне? — встревоженно спросил он. — Вы там целые?
— Пока целые, — ответил я. — А ты звонишь по делу или просто так?
— Я хочу сейчас приехать.
— К нам нежелательно приезжать, — нерешительно сказал я. — И охрана уже уехала, да и вообще это может быть для тебя опасно.
— Я сейчас буду! — сказал он и бросил трубку.
— Скоро ко мне приедет друг, — чертыхнувшись про себя, сказал я Ивану. — Это князь Олег Игоревич Гагарин. Скажите мне, откроем вместе.
Олег приехал на машине через пятнадцать минут, и почти тотчас же зазвонил дверной звонок. Наверное, он поднимался бегом, прыгая через три ступеньки. Я на всякий случай спросил, кого принесло, и, услышав его голос, открыл. Друг посмотрел на громилу с пистолетом и изменился в лице.
— У тебя разговор для меня одного или сможешь говорить при жене? — спросил я. — Спрашиваю, чтобы знать, куда тебя первым делом вести.
— Наверное, лучше поговорить наедине, — сказал он, — а потом можно пообщаться с Верой.
Олег был на нашей свадьбе и видел жену, но близко с ней не общался. Надо было к нему съездить или пригласить к себе, но я не хотел светить нашей дружбой. А сейчас он примчался сам.
— Чтобы занять кабинет, нужно спрашивать у отца, — сказал я. — Мне не хочется, поэтому остаются кухня или столовая.
— А где ваша Наталья? — спросил он.
— Охранники перед отъездом забрали с собой. Пойдём на кухню: туда сейчас никто не зайдёт.
На кухне мы сели за стол, которым пользовалась служанка, и он рассказал, из-за чего приехал.
— К отцу приходил сегодня статский советник князь Сергей Михайлович Путятин. Ты его у нас видел. До недавнего времени он был товарищем министра юстиции.
— Выгнали и заменили иностранцем? — попробовал я догадаться.
— Как ты узнал? — поразился друг. — Это же случилось только три дня назад и пока никому не сообщалось. Отец сказал?
— Не он первый, не он последний, — сказал я. — Кем его заменили?
— Каким-то англичанином. Но я приехал не из-за этого. Когда он плакался отцу, я был в соседней комнате и не участвовал в их разговоре. Просто они говорили громко, а дверь была неплотно прикрыта. От его отставки перешли к другим делам и стали разговаривать тише, а потом меня позвал отец. Слушай, говорит, в какое дерьмо влез твой дружок Мещерский, и мотай на ус. Не дай бог тебе так подвести семью. Лично убью! И с Мещерскими чтоб больше не знался!
— И что же тебе сказал князь Путятин? — спросил я.
— Что вас с отцом непременно должны убить и не поможет никакая охрана. Любому дураку ясно, что старший Мещерский ознакомил сына с этим проектом. Это, говорит, его счастье, что болеет новый глава Департамента, он живо организовал бы служебное расследование. Сергей Александрович, говорит, хитрый жук и наверняка подчистил концы, да и статья написана со ссылками на источники в Думе, но господину Дюкре не нужны доказательства. Хотя вряд ли Мещерский доведёт дело до разборок. Он, как умный человек, сейчас должен выйти в отставку и забиться в какую-нибудь глушь. Это правда, что вы уедете?
— Может быть, — сказал я, отведя взгляд в сторону. — Пойми, я больше боюсь не за себя или отца, а за женщин.
— Князь сказал, что женщин не тронут. Не из благородства, а потому, что это вызовет слишком большой шум, а убийство легко связать с твоей статьёй.
— Он высказал своё мнение или англичан? — с иронией спросил я. — Если наймут каких-нибудь бандюг, очень они будут разбираться. Ладно, спасибо за то, что предупредил, но ты не сказал мне ничего нового. Машину не отпустил? Ну и хорошо, пойдём, поговоришь с женой и поедешь домой.
Приезд Олега немного оживил Веру, но долго мы не общались, и вскоре друг уехал. После его отъезда я пересказал наш разговор отцу.
— Надо поторопиться, — озабоченно сказал он. — Завтра же подпишу прошение об отставке. Как твоя Вера? На ужине она выглядела подавленной.
— Она переживает из-за своих близких, а я мало о них беспокоюсь. Николай Дмитриевич очень предусмотрительный человек. Вот Ольга тревожит по-настоящему. Попробую к ней сходить.
Я подошёл к комнате сестры и постучал. Мне никто не ответил, и я повторил стук. Дверь приоткрылась и Ольга спросила, что мне нужно.
— Хочу поговорить, — сказал я. — Пустишь?
— Входи, — она посторонилась, и я вошёл в комнату, освещённую лишь слабым светом ночника.
— Пришёл к тебе плакаться, — сказал я, садясь на краешек её кровати. — Сядь рядом.
— Тебе-то из-за чего плакаться? — с неприязнью спросила она. — Я думала, что ты собрался меня утешать.
— Почему ты меня так не любишь, Оля? — спросил я. — В детстве мы дружили, и я был хорошим братом. У тебя не было причин меня в чём-то обвинить. А когда повзрослели, ты начала от меня отдаляться. Появление Веры поставило на наших отношениях крест. К ней ты изменила отношение, а ко мне — нет! Я понимаю, что виноват, но всё это началось задолго до моей статьи. Не скажешь, в чём причина? Часто братья и сёстры ближе друг другу, чем к родителям. Родители уйдут, и мы останемся вдвоём, единственные близкие по крови люди. У нас в будущем может быть много испытаний, в которых мы должны поддерживать друг друга…
