Мальчик выскочил откуда-то сбоку, Аверил и не заметила его, налетел едва ли не с размаху и тут же ловко отпрыгнул в сторону, глянул неожиданно остро, не по-детски цепко из-под старого грязного берета. Аверил отшатнулась, инстинктивно положила ладонь в перчатке на живот, в бездумной попытке защищая своего малыша. Под слоями тёплой одежды ещё не видно ничего, да и три месяца — срок маленький, только Аверил всё равно тревожилась постоянно за ребёнка, боялась, как бы не случилось чего.
Мальчонка, лет шести-семи на вид, чумазый, в одежде тёмной, мешковатой, не по размеру — всякому понятно, что с чужого плеча и отродясь не стиранной, — проследил за жестом Аверил и тоже отчего-то отшатнулся, широко раскрыл золотисто-карие глаза.
— Госпожа в тягости?
Аверил улыбнулась мальчику, кивнула.
— А у тебя есть родители?
Тот головой отрицательно мотнул, глядя заворожённо то на живот Аверил, то ей в лицо.
— Нет, госпожа.
— А ну, пшёл отсюда, — Герард приблизился бесшумно, замахнулся — не собираясь ударить по-настоящему, но отмахиваясь, словно от докучливой мухи, — и мальчик мгновенно исчез, растворился в толпе людей вокруг. — Надеюсь, он тебя не тронул?
— Герард, он ещё совсем ребёнок, — нахмурилась Аверил.
— Я имел в виду, не обчистил ли он тебя, — Герард улыбнулся мягко, будто Аверил и сама девочкой несмышлёной была. — За этими беспризорниками глаз да глаз нужен, и не смотри, что от земли почти не видно, они этим, как правило, и пользуются.
Даже если мальчик и забрал те мелкие монетки, что в карманах плаща Аверил лежали, то и пускай, ей не жалко.
Аверил просунула руку под локоть мужа, прижалась к его боку, ничуть чужих взглядов не стесняясь, и Герард повёл девушку через рыночную площадь, народом заполненную, шумную, суетливую. Небо низкое, в плотных серых облаках, и день, зябкий, сырой, степенно к вечеру клонился. Вспыхивали огни в окнах домов, зажигались фонари, аромат свежей выпечки смешивался с запахом рыбы, специй и благовоний, о дне Мёртвых, что сегодня отмечали во многих королевствах, напоминая. Перекрикивали друг друга зазывалы, сновали туда-сюда торговцы с лотками.
— Ты нашёл что хотел?
— Нашёл, — Герард, обращавший на людей вокруг внимания ещё меньше, чем Аверил, поцеловал жену в щёку.
— Я имею в виду, купил ли ты что хотел? — с ответной улыбкой поправилась Аверил.
— Купил. Но тебе пока не покажу.
— Будет сюрпризом? — ещё один подарок.
Какая-нибудь милая, забавная безделушка или украшение, драгоценность, за траты на которые Аверил, не привыкшая к дорогим вещам, иной раз пеняла мужу.
— Верно.
Герард выполнил своё обещание — заявил во всеуслышание о желании отдохнуть да сил свежих набраться, передал партию в Тарийе собрату Маркусу и отправился путешествовать по Афаллии. Они с Аверил ездили по королевству, осматривали города большие и малые, достопримечательности и места памятные, продвигаясь неспешно с севера на юг, не задерживаясь нигде дольше, чем на неделю. Аверил нравилось путешествовать, нравилось новое узнавать и видеть воочию то, о чём прежде лишь в книгах читала да от Герарда слышала, нравилось, что впервые за всё время она постоянно рядом с мужем была, не расставаясь с ним надолго. Каждый день Гаалу в молитвах за счастье своё благодарила и, если бы не зародившееся исподволь беспокойство за маленького, радость Аверил была бы полной, безмятежной.
Аверил тревожилась, как бы яд в крови матери не повредил ребёнку. Волновалась, нормально ли то, что сила так рано проявилась. У неё-то дар не с самого рождения был, и Герард говорил, что сила будущих членов братства раньше тринадцати-четырнадцати лет о себе знать не давала. Муж учил Аверил, как лучше с даром нежданным управляться и заодно с сиянием помогал, показывал, как можно его использовать, как контролировать, как распределять, не позволяя лишь бессознательным наполовину желаниям, порывам безотчётным руководить силой. Аверил внимательно слушала Герарда, повторяла всё снова и снова, вспоминая Стевию, которая с сиянием справлялась явно лучше, нежели Аверил. Должно быть, тоже тренировалась, училась, а не полагала, подобно Аверил когда-то, дар проклятием, остатки собственной жизни сжигающим. Из рассказов Герарда Аверил знала, что Торнстон вернулся к своей партии в столице Афаллии, а Стевия осталась в том городке и, похоже, не приняла всё же предложение собрата, отказалась парой его стать.
Странная она. Аверил никто не спрашивал, желает ли она с проклятым быть, но если бы повернули боги время вспять, то она ничего бы не изменила, все события бы ровно так же проиграла и не пожалела бы ни о чём. Как можно жалеть об их любви или о маленьком, которого они оба с нетерпением ждали?
Аверил подняла голову, глазами выхватывая шпиль храма, тянущийся к небу из-за крыш окрестных домов.
— Зайдём в храм?
— Зачем? — Герард с искренним недоумением на жену посмотрел.
— Сегодня день Мёртвых, — напомнила Аверил. — И я хотела бы зажечь свечу в память о маме.
— Конечно.
Аверил знала уже, что Герард к храмовым ритуалам относился равнодушно, иной раз неприязненно даже, не имели они для него того значения, что для обычных людей. Он и на свадебную церемонию согласился только ради Аверил да данью привычкам старым, из смертной человеческой жизни родом — не потребовалось много времени, чтобы понять это. Однако против желаний Аверил не возражал, если она хотела, вёл и в храм, хотя под сводами земной обители богов всегда держался в стороне, к алтарю без нужды не подходил.
Как порою бывало в небольших афаллийских городах, храм был посвящён и Гаале Всеблагой, и супругу её, громовержцу Ароону, старшему над богами. Аверил купила в лавке при входе в храм свечу — мелочи в карманах плаща и впрямь не обнаружилось, пришлось у мужа попросить, — и направилась к скульптуре на противоположной стороне просторного зала, изображающей взявшуюся за руки супружескую божественную чету в ниспадающих одеждах. Герард по обыкновению приотстал, и Аверил смешалась с группой людей, поочерёдно подходящих к алтарю пред изваяниями богов, чтобы зажечь и поставить свою свечу среди множества прочих, а то и предать её пламени коротенькое послание для умерших, записанное на клочке бумаге. Дождавшись своей очереди, Аверил приблизилась к алтарю, зажгла свечу от одной из двух центральных, стоящих на отдельной подставке, словно возвышающихся над остальными, символизирующих Гаалу и Ароона. Поставила свечу на свободное место с краю, посмотрела на рыжий огненный язычок, маму вспоминая, образ её в памяти воскрешая.
Одобрила бы мама Герарда, приняла ли?
Наверное, приняла. И внука полюбила бы всем сердцем.
Рядом с Аверил встала высокая женщина в чёрном, потянулась к свечам, но свою не поставила. Аверил отметила краем глаза, что руки женщины, в чёрных же перчатках, и вовсе пусты.
— Аверил? — окликнула женщина негромко и Аверил вздрогнула, повернулась к ней.
