Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
— Есть еще вопросы к докладчику? — спросил Корней Чуковский.
Вопросов больше не было. Под вежливые аплодисменты руководящий партийный товарищ поблагодарил всех присутствующих за внимание. После этого сообщил, что с большим удовольствием продолжил бы общение с писателями, поэтами и всякой прочей творческой интеллигенцией, но вот прямо сейчас ему необходимо вернуться в Смольный. Пожав руки членам президиума, он спустился со сцены, прошел вдоль рядов и покинул собрание.
— Переходим к следующему пункту повестки дня, — снова заговорил Чуковский и с большим облегчением посмотрел на дверь. — Организационные вопросы…
Народ заметно оживился — почти все представляли себе, что кроется за этим сочетанием слов. Даже отстраненный, по обыкновению, Блок повернулся к Чуковскому с интересом, сочувствием и пониманием.
— События последних лет разрушили прежние формы литературной и художественной жизни, уничтожили прежние группировки вокруг журналов и литературных сообществ, — Корней Чуковский встал из-за стола, поправил скатерть и продолжил:
— Литературные и художественные органы, вследствие технических и иных препятствий, прекратили свое существование. Материальная нужда заставила писателей и художников бросить свое основное дело и заняться побочными работами. Между тем никогда еще не ощущалось такой острой потребности в культурных работниках, и главным образом в работниках искусств, как теперь. Идея об организации Дома искусств естественно вытекала из этого ненормального положения вещей. Дом искусств взял на себя задачу объединения, учета литературных и художественных сил Петрограда с целью использования их для планомерной культурно-просветительной работы. В задачи Дома искусств входит также оказание социальной помощи деятелям искусств, чтобы тем самым возвратить их к основной их профессии, в которой они, являясь специалистами, могут принести государству наибольшую пользу…
Дом искусств, или «Диск», как его называли по нынешней моде на сокращения, возник и состоялся, в первую очередь, благодаря инициативе и потрясающей энергии этого длиннорукого и худого, усатого сорокалетнего мужчины со странным голосом, который привлек к реализации своей идеи не только Максима Горького, но и всех остальных. Разнообразные студии — литературная, детская, переводческая — были основаны им, по существу, в одиночку, причем сам Корней Чуковский был и организатором большинства лекций, читавшихся в Доме искусств. Помимо творческой жизни Дома, он занимался и бытовой стороной его деятельности. Здесь, в бывшем особняке купца Елисеева, была обустроена очень дешевая — а в некоторых случаях даже совершенно бесплатная — столовая, имелся достаточный запас дров, и почти всегда можно было получить горячий чай.
Для писателей, музыкантов, художников в двадцатом году это часто оказывалось чуть ли не единственной возможностью спастись от голодной смерти. Уничтожение дореволюционных банковских вкладов и прекращение выплаты пенсий, закрытие независимых газет, журналов и частных издательств почти полностью лишило многих из них средств к существованию. Даже сам Александр Блок, помнится, в день открытия Дома искусств писал как о чем-то значительном, необыкновенном и почти фантастическом:
«Разносят настоящий чай, булки из ржаной муки, конфеты Елисеевские. Н. С. Гумилев съедает три булки сразу. Все пьют много чаю, кто успел выпить стакан, просит следующий, и ему приносят…».
В дальнейшем одной из главных причин особой популярности «Диска» стала также возможность согреться: не имея возможности топить свое жилье, литераторы предпочитали ютиться в маленьких комнатках особняка Елисеева на Мойке, превратив его в своеобразную писательскую коммуну.
Под самый Новый год по советскому календарю Блок сломал на растопку домашней печки-буржуйки доставшуюся его жене по наследству конторку Менделеева, за которой когда-то работал великий ученый. В одном из писем Блок даже срифмовал: «Святые слова — дрова!».
Впрочем, все-таки в первую очередь Дом искусств оказался едва ли не единственным местом в большевистском Петрограде, «где еще можно было о чем-то разговаривать на привычном языке и смотреть на человеческие лица…».
Корней Чуковский, добрый гений «Диска», разрывался между хождениями в различные комитеты советской власти, лекциями по литературе, заседаниями многочисленных общественных организаций, собственным творчеством, работой с начинающими писателями — и бесконечными хлопотами о продовольствии и топливе, о расселении литераторов и улаживании постоянных обид между ними. Помимо этого, он занимался подбором библиотеки и готовил издание нового художественного журнала.
Как-то Блок попросил его помочь и заступиться перед властями за одного их общего знакомого — писателя, который был арестован чекистами только за то, что последовательно отстаивал свои убеждения и верования в литературе. Как сообщили Блоку родственники, он был увезен из дома больной, с высокой температурой — и последнее обстоятельство особенно встревожило поэта, который очень опасался, как бы арест и предполагавшееся отправление в Москву не отразились на здоровье писателя роковым образом. Несомненная вздорность обвинения — участие в монархическом заговоре — превращала эту историю в сплошную нелепость, при том, что дело шло не больше и не меньше чем о жизни тяжело больного человека.
План действий, по мнению Блока, был прост и понятен. Сам он, а также другие имевшие отношение к литературе и близкие правящей партии люди должны были взять арестованного на поруки, покуда следствие не выяснит его совершенную непричастность к политическому делу, если таковое вообще существует. Также Блок предложил устроить общее собрание всех общественных писательских организаций — для принятия формального постановления о незаменимости его как творческого работника, чтобы личное ходатайство поручителей поддержать также и ходатайством официальным. В случае отсутствия результата от этих действий предполагалось обратиться с особой просьбой еще и к Максиму Горькому.
Корней Чуковский согласился, не раздумывая. Александр Блок попробовал сам сочинить текст предполагаемого поручительства от имени членов Совета и обитателей Дома искусств, однако зародившийся при новой власти протокольный стиль ему пока не слишком удавался. Поэтому составление документа было поручено кому-то другому.
— Да, так лучше, — признал тогда поэт. — Я сам хотел так написать, но у меня ничего не выходит.
Поручительство было перепечатано на машинке. После того, как Чуковский собрал необходимые подписи, Блок предложил немедленно отправить бумагу на Гороховую улицу с курьером, однако план удалось выполнить только отчасти. Из переговоров, которые провели представители «Диска» с чекистами, выяснилось, что никак не получается забрать арестованного на поруки без его ведома и согласия. Снестись же с ним не представлялось возможным, потому что он был строго изолирован — как, впрочем, и все, кого задерживали по распоряжению Чрезвычайной Комиссии…
* * *
Аккуратность и обязательность в переписке всегда отличали Блока от большинства поэтов. Не было случая, чтобы обращение к нему — письменное или устное, делового или личного свойства — осталось без точного и исчерпывающего ответа. По словам близких приятелей и домашних, забывать он не умел — однако, не полагаясь на поразительную свою память, заносил в записную книжку все, что требовало исполнения.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
