Разозлилась Варвара так, как никогда раньше. Злость переполняла от мокрого темечка до ноготков на пальцах ног. Варвара в футболке брата была злость в самом чистом, хоть и мокром виде. Она поняла окончательно и бесповоротно: не позволит считать себя дурой. Чего бы ни стоило, докажет, что голова ее годится не только для того, чтобы прическу носить или рецензии придумывать. Ну и студентов мучить. Одна ошибка ничего не значит. Кое-кто очень сильно пожалеет, что поторопился записать ее в дуры. Очень сильно пожалеет. Кое-кому будет стыдно за свои мысли и холодный тон. Кое-кто еще поплачет, что разбудил сыскную жилку.
Сырым подолом футболки Варвара вытерла лицо, промокнула волосы. И чихнула. Кажется, замерзла по-настоящему. Не хватало простудиться на жаре. Чего доброго из-за сопливого носа погонят сдавать ПЦР-тест. Она вернулась в ванную, вытерлась досуха, надела сухую блузку и села за ноутбук. Злость стала спокойствием. И руководством к действию. Варвара открыла одну из папок подготовительных материалов к кандидатской диссертации. В ней были собраны статьи из старых газет по делу некоего Тичборна, которое прогремело во второй половине XIX века. Она стала читать, чтобы отвлечься. И обнаружила, что не понимает ни слова. Варвара не могла думать ни о чем, кроме того, что случилось.
Захлопнув ноутбук, она забралась на диван. Мысленно подняла занавес и вызвала на сцену своего «театра разума» персонажей. Те послушно вышли и встали в нерешительности. Варвара не знала, какие роли им дать. Поглядев на актеров, Варвара поняла, что играть пока нечего. Недостаточно сведений и персонажей. Она закрыла спектакль, который не начался. Персонажи, довольные собой, испарились. «Театр разума» не состоялся.
Зато Варвара поймала простую мысль: почему Добронину надо было убить в отеле? Какой в этом смысл? Полно таких мест, где нет камер, и актриса могла утонуть в ванне. Варвара невольно поморщилась: перед глазами возникла водная процедура Октябрины Федоровны. Возникла и не желала улетучиться. Будто что-то хотела сказать. Воспоминание было ярким и свежим. Варвара вдруг подумала: а почему Добронина должна была умереть именно в ванне? Снять кожу с лица удобнее на полу. Зачем ванна?
Вскочив с дивана, Варвара прошлась голодным волком. В ванной отеля наверняка есть что-то, что все эти мудрые криминалисты и самодовольные лейтенанты не заметили. Просто потому, что они мужчины. Смерть в ванне, наполненной старинным средством красоты, это чисто женское. Наверняка упустили какую-то мелочь. Значит, ей надо попасть в номер и осмотреть ванную комнату.
Мысль была настолько безумной, что Варвара сразу согласилась. Если будет сомневаться и раздумывать, никогда не решится. Действовать надо сразу, сейчас, пока злость подгоняет.
Стараясь не думать, чтобы не сомневаться, Варвара подошла к шкафу и выбрала то, что смогла найти для такого случая: строгий брючный костюм, который надевала раз или два. Порывшись, она отыскала солнечные очки и нацепила на шею бейдж с ярким ремешком итальянской театральной конференции, на которую случайно попала в прошлом году. Прическу она собрала из того, что было. Глянув в зеркало, Варвара согласилась, что выглядит не слишком убедительно. Придется добирать напором и обаянием.
Полная злости и отваги, Варвара вышла на лестничную площадку и наткнулась на препятствие. Препятствие было в сандалиях и теплой безрукавке.
– Пансофий! – выдохнула она, стараясь не расплескать злость напрасно.
– Третий раз к вам захожу, Варвара Георгиевна, – сказал скромный юноша, протягивая широкую и плоскую коробку веселенькой расцветки.
– Что это такое?
– Это вам, доставка, – сияя, ответил Пансофий.
На крышке коробки лежал конверт с логотипом театра.
– Опять от Мукомолова?
– Как вы угадали? – искренне удивился курьер. – Да, это от него. Требование: передать лично в руки.
– Что на этот раз?
Пансофий скромно отвел взгляд.
– Я не знаю, нам нельзя заглядывать в доставку.
– Нельзя, но ведь интересно, – сказала Варвара, оберегая злость для важных дел. – Наверняка нос засунул. Признавайся…
Раздался тяжкий вздох, за которым последовало признание. Пансофий сознался, что одним глазком заглянул и обнаружил: икру красную, икру черную, рыбку красную, сыры французские запрещенные и деликатесы, которых не знал совсем. Полный набор удовольствий. Курьер честно облизнулся.
– Вот это я понимаю: подарок! – закончил он.
Варвара раскрыла конверт. Внутри оказалось послание, в котором Мукомолов молил о милосердии к кающемуся грешнику. Ну и прочая болтовня, на которую способны только режиссеры. Явно заискивает перед тяжелыми переговорами с новым завлитом. Варваре сейчас было не до этого. Она бросила конверт на коробку.
– Что, опять возврат? – В голосе Пансофия слышался ужас: как можно отказаться от изобилия и не попробовать!
– Курьер должен доставлять не только радость, но и печаль, – сказала Варвара, подходя к лестнице. – Привыкай, Софик, жизнь трудна и ухабиста. И не вздумай стянуть ни кусочка сыра!
Варвара нарочно топала балетками, чтобы не слышать вздохов, разносившихся эхом. Ей предстояло дело куда труднее, чем принимать подарки от недругов. И угощать Пансофия, который явно рассчитывал попробовать что-нибудь вкусненькое.
Насколько трудное дело ей предстоит, Варвара поняла, неторопливо приближаясь к рецепции. Девушка-портье в форменном пиджачке заметила гостью и улыбалась ей по инструкции гостеприимства. Что под маской было не слишком заметно. Подойдя к стойке, Варвара изобразила улыбку, не сняв черные очки.
– Добрый день. Я принимающий менеджер футбольного союза, – сказала она, помахав итальянским бейджиком, который удачно не выбросила. – На матч двадцать первого июня[9] к нам из Бельгии приезжает очень важный гость: господин… Генрик Ибсен.
Варвара брякнула фамилию, которая пришла на ум. Все лучше, чем Джон Смит.
– Прекрасно, – ответила портье. – Хотите забронировать номер?
– Да, но прежде господин Ибсен просит сделать видеосъемку номера и прислать ему. Он очень требователен…
– Можете не сомневаться, наш отель удовлетворит самые строгие требования. Какой номер хотите посмотреть?
Варвара улыбнулась, чтобы взять паузу. Начиналось самое главное.
– Дело в том, что господин Ибсен желает конкретный люкс на третьем этаже, – и Варвара назвала номер.
По лицу портье мелькнула еле заметная тень.
– Я могу показать вам точно такой же.
– Мне нужно снять именно этот. Таково условие господина Ибсена.
– К сожалению, в этот номер я не могу вас пустить.
– Он занят? – Варвара выразила все удивление, какое могла сыграть.
