Глава 1
Упакованная в ватное одеяло, связанная по рукам и ногам, я лежала на верхней полке парилки и боролась за свою жизнь. Впрочем, «боролась» — сильно сказано. Я не могла даже позвать на помощь, поскольку рот мой был залеплен какой-то гадостью. Посему мне оставалось лишь отчаянно извиваться, чтобы подползти к краю полки и упасть пониже, туда, где жар был не таким нестерпимым. Сантиметр, еще сантиметр… вот край уже совсем рядом. Последний отчаянный рывок, и… получив сокрушительный удар по затылку, я проснулась.
Мой нос упирался в полотнище раскладушки, изголовье которой покоилось у меня на загривке. Я лежала в перекрученном спальном мешке в полуметре от батареи парового отопления. Во рту было сухо, как в Сахаре, губы запеклись, пить хотелось неимоверно. «Интересно, где я и что со мной приключилось? — гадала я, кося глазом на незнакомые обои. — Насколько я помню, эти ромбики и розовые цветочки не украшают стены ни у одного из моих знакомых. С другой стороны, спальник как будто мой… Да, точно мой! — вон заплата, вырезанная из старого плаща. Я собственноручно ставила ее на дыру, прожженную в позапрошлом году искрой от костра. И что же, интересно, я делаю в чужом доме со своим спальником?»
Несмотря на тяжесть в голове, ответ пришел почти сразу: лежу на раскладушке. Порадовавшись собственной сообразительности, я задала себе следующий вопрос: зачем? Ответить на него оказалось посложнее. И в самом деле, зачем я сплю в чужом доме на раскладушке, если с гораздо большим комфортом могла бы валяться у себя в уютной постели? Не сомневаюсь, рано или поздно мне удалось бы разгадать и эту хитрую загадку, если бы не мучившая меня жажда. Решив отложить интеллектуальные упражнения на потом, я начала выползать из тугого кокона. И хотя действовала я с максимальной осторожностью, подлая раскладушка снова взбрыкнула. Теперь у нее подогнулась задняя ножка. Скользкий спальник съехал как с горки, и ваша покорная слуга очутилась на полу. Здесь осторожность можно было не соблюдать, поэтому уже через каких-нибудь пять минут я стояла на ногах и разглядывала абсолютно пустую комнату. Рухнувшая раскладушка оказалась единственным предметом обстановки. Я повернулась к окну и увидела многочисленные подъемные краны и недостроенные дома. Тут в мозгу у меня щелкнуло, и все встало на свои места.
Комната в розовый цветочек была частью квартиры, которую мы обмывали со вчерашнего вечера по сегодняшнее утро. Сухость во рту и тяжесть в голове объяснялись потреблением напитков, предназначенных для обмывания. Раскладушку вкупе с тремя матрасами я лично притащила сюда на горбу старого заслуженного «Запорожца». Ну, если честно, лично я доставила «Запорожец», а барахло на одиннадцатый этаж без лифта затаскивали Леша и Прошка, причем последний всю дорогу пыхтел, брюзжал и клялся, что ни в жизнь не оторвал бы от сердца украденные еще из студенческого общежития матрасы, если бы знал, что лифты у Генриха будут отключены.
Да, обмытая нами квартира принадлежала Генриху и его семейству. Принадлежала совсем с недавних пор; еще две недели назад они не подозревали о ее существовании и не надеялись когда-либо покинуть свое нынешнее жилье — зимнюю дачу в Опалихе. «Они» — это сам Генрих (мой старинный и горячо любимый друг), его жена Машенька (в высшей степени восхитительное существо с золотым характером), пятеро их детей (о характерах которых лучше промолчу), две собаки (симпатичные дворняги), два кота (мерзкие животные), черепаха, три крысы и волнистый попугайчик.
Вспомнив о Генриховом семействе, я вздрогнула и посмотрела на часы, после чего подпрыгнула и с криком: «Полундра! Свистать всех наверх!» — выскочила из комнаты. Толкнув соседнюю дверь, я включилась на полную громкость.
— Эй, вы! Поднимайтесь немедленно! Через час здесь будет Машенька с детьми!
Посреди комнаты поперек двух положенных рядом матрасов лежали четыре фигуры, завернутые в спальные мешки. С ближней ко мне стороны из мешков торчали босые пятки, выглядевшие на голом полу довольно трогательно (для ног матрасов не хватило). С другой стороны на трех горках одежды лежали головы — одна почти черная и две темно-русые. Четвертая горка, равно как и недостающая светлая голова, были накрыты целиком.
Мой отчаянный призыв никакого действия не возымел. Я набрала в легкие побольше воздуху и предприняла вторую попытку:
— Рота, подъем!!! Боевая тревога!
На этот раз мне повезло больше. Нельзя сказать, чтобы успех был полным, но каких-то сдвигов я все же добилась. Темная голова приподнялась на пару сантиметров над импровизированной подушкой и изрекла:
— Чего орешь, будто тебе таракана за шиворот посадили, — после чего снова опустилась на место. Зато обе русые головы оторвались от матраса вместе с плечами.
— Что случилось, Варька? — хлопая глазами, спросил Генрих.
Леша повернулся на бок и стал шарить левой рукой по полу, нащупывая очки.
— Через час приедет Машенька с детьми, — повторила я. — Вы помните, какой бардак оставили вчера в гостиной?
Генрих резким движением откинул спальник и еще более стремительно запахнул его.
— Ладно, встаем, дай только одеться, — пробормотал он смущенно.
Темная голова поднялась снова, на сей раз гораздо выше.
— А который час?
— Половина двенадцатого.
— Черт! — Марк повернулся к укутанной фигуре и принялся энергично ее трясти. — Прошка, вставай немедленно! Хватит дрыхнуть!
Я удовлетворенно хмыкнула, закрыла за собой дверь и помчалась в ванную, пока меня не опередили. Напившись вволю воды из-под крана, я встала под душ и постаралась расслабиться. Времени у нас было мало, работы — страшно подумать сколько, но если браться за нее взвинченными, скандала не избежать. А уж если начнется скандал, об уборке можно забыть навеки.
Не прошло и пяти минут, как стук в дверь положил конец моей попытке настроить себя надлежащим образом.
— Имей совесть, Варвара! Тут очередь.
Когда бы не скорый приезд Машеньки, я непременно вступила бы в дискуссию и отвоевала бы право пользоваться душем, сколько мне будет угодно, но одна мысль о том, какое лицо будет у хозяйки новой квартиры, когда она увидит свою НОВУЮ гостиную, отбила у меня всякую охоту вступать в пререкания с очередью. Я быстро натянула одежду на мокрое тело и освободила помещение.
Прошка юркой мышью ринулся в ванную, а я побрела на кухню. Прежде чем выгребать авгиевы конюшни, следовало хотя бы хлебнуть чаю.
Чайник уже стоял на плите. На порожке у балконной двери сидели хмурый Марк и сонный Генрих, а Леша стоял напротив, подпирая стену.
— А принести стулья, естественно, не додумались? — едко поинтересовалась я.
— На пустой желудок любоваться на тамошний хлев… — буркнул Марк.
— Откуда вдруг эта нежная забота о желудке? От Прошки, что ли, заразился? И чем ты его, интересно, наполнишь, свой желудок? Кипяточком? И как его прихлебывать? Из пригоршни?
