Зачерпываю ещё ледяной воды и смачиваю лоб. Отрываю кусок бумажного полотенца, впитывая им оставшуюся влагу на лице. Остыла немного. Пойду теперь уговорю Даррена поехать домой. Все эти незнакомые люди, они начинают раздражать меня. Дверь, скрипнув, открылась, и я вижу в отражении позади себя нахмуренное лицо Оливии. Сейчас что-то будет! Я ясно понимаю, что она настроена на выяснение отношений. Синие глаза метают молнии и, если бы ими можно было убить, то я бы уже валялась у её ног.
— Откуда ты взялась, тварь! — выплёвывает она ядовито, глядя в мои глаза в зеркале.
— Из Майами! — пожимаю плечами и разворачиваюсь к ней лицом.
Оливия выше меня, приходится смотреть вверх. Но, несмотря на ее превосходство в росте, я не ощущаю себя приниженной в достоинствах. В обиду себя точно не дам. И словами плеваться тоже ловко умею, стоит только завести меня. Именно этим сейчас занимается эта змея, пытаясь вывести меня из себя. Ощущаю внутри злую жгучую дрожь, так и хочется вцепиться в милое кукольное личико с синими глазами. Но останавливает одно обстоятельство — кукла ждёт ребенка, а я беременных не бью.
— Чего тебе нужно, Оливия? — спрашиваю, изнемогая от нетерпения врезать ей в аккуратный маленький носик, который она сует, куда не нужно.
— Даррен. Чего тут непонятного? Отвали от него, лети в свой песочный рай обратно!
— Тебя не спросила, куда мне лететь! Вы с ним расстались…
— У нас ребенок будет, — рявкает она так громко, что я морщусь от звучного эха, прокатившегося в пустом мраморном помещении. — И расстались мы… не по-настоящему. Понятно или нет?
— Даррен сказал, что это не его ребенок, потому что у вас давно с ним ничего не было, — ставлю, таким образом, точку и обхожу скандалистку, чтобы пройти к двери. Даррен потерял меня, наверное.
Но тут же кричу от неожиданной боли и шлепаюсь на пятую точку, потому что эта сучка брюхатая схватила меня сзади за волосы и со всей дури дернула. Слезы от злости и боли брызгами рассыпались по щекам, падая на моё прекрасное атласное платье, по подолу которого топчется своими шпильками эта дрянь.
— Не было… давно. Но ты спроси своего возлюбленного, помнит ли он о той ячейке в криохранилище, куда поместил своих живчиков, — злобно шипит мне в лицо гадюка, искривляя свои красивые губы в жутком оскале. — Сделать процедуру осеменения мне много хлопот не стоило. Так что, у тебя нет шансов! Ребенка Даррен не бросит, он его давно хочет.
— Ты врешь! — выпаливаю, изнемогая от боли, кажется, еще секунда и я останусь без скальпа. Хватаюсь руками за свои бедные волосы и тяну их к себе, пытаясь ослабить натяжение. — А как же отец твоего ребенка, к которому ты совсем недавно уехать хотела?
— О! Какая наивность! Я для ревности его придумала. Нет другого отца! — мразь хохочет, все ниже склоняясь надо мной. Она резко снова дергает рукой.
Я растерялась в первую секунду, но во вторую уже выворачиваюсь, чтобы быть лицом к врагу. Слышу треск рвущейся ткани, а может и своих волос, которые крепко сжимает в кулаке гадюка, выдававшая себя за приличную девушку. Я машу руками, пытаясь высвободить свой скальп. И вдруг слышу дикий вой и чувствую полную свободу. Вскидываю голову и вижу, как на бежевом лифе платья Оливии расползаются кровавые пятна. Ничего не понимая, вскакиваю с холодного мраморного пола и вижу, что девка зажимает ладонями нос, а сквозь пальцы сочится багровая жидкость. Неужели я все-таки расквасила ей нос? Ну что сказать, я как бы не хотела, сама виновата…
26На вой сбегаются люди, начинают оказывать Оливии помощь. А я так и стою, не зная как вести себя в этой ситуации. И когда я уже собираюсь просто уйти, в двери влетает Даррен. Он окидывает меня беглым взглядом, а потом устремляется к пострадавшей, выкрикивая короткие команды. Я понимаю, он врач. Но мне становится так обидно. Даже не спросил меня, что случилось.
Я стою еще пару минут, и наблюдаю, как он успокаивает ревущую бывшую невесту. Но бывшую ли? Сейчас он кажется таким заботливым. Я даже жалею, что нос расквасили не мне. Ревность колючим комком растет в горле, мешая дышать. Еще раз глянув, как мой Даррен нежно стирает со щек зареванной лохудры кровавые пятна и, услышав его ласковые уговаривания, я не выдерживаю. Я ухожу.
Забираю в гардеробе свою куртку и только когда выхожу на улицу, понимаю, что сюда мы на машине приехали. И я в туфельках. Но мне как-то все равно, я почти бегу по дороге, в сторону дома. Только закрыв за собой дверь и накинув цепочку, я позволяю себе пустить слезу. Уткнувшись в какую-то куртку, я рыдаю так горько, что сердце сжимается. Но долго я не люблю разводить мокроту. Вытираю тыльной стороной ладони свои мокрые глаза и вижу перед собой куртку Даррена, которую намочила слезами.
— Так тебе и надо, — ворчу я и устало тащусь к спальне, включая по дороге все источники света.
Не люблю темноту. И Рождество не люблю. Снова вспоминаю Даррена, склонившегося над Оливией и чувствую, что снова готова разрыдаться. От злости скидываю туфли так, что они разлетаются в разные углы комнаты, едва не сшибая светильники на прикроватных тумбочках. Включаю проектор, в лучах которого на потолке и стенах начинают светиться звезды. Не раздеваясь, зарываюсь сразу под два одеяла.
Я уже засыпаю, когда слышу звонок в дверь. Набрасываю одеяло на голову.
— Уходи… — шепчу я, потому что видеть сейчас этого ласкового блондинчика, это выше моих сил. Кожа на голове до сих пор болит, напоминая мне о драке в туалете ресторана.
Трезвон продолжается, вызывая у меня очередной прилив злости. Выскакиваю из-под одеяла и ищу туфли. Потом вспоминаю, куда они полетели, и мысленно плюю на обувь, заворачиваюсь в одеяло, потому что меня колотит крупная дрожь. Несусь вниз по лестнице, чтобы проорать сквозь стеклянную дверь всё, что думаю о Даррене, о его любви ко мне и его бывшей-настоящей невесте. Впускать в дом я его точно не собираюсь.
— Уходи Даррен! — вижу его взгляд сквозь стекло и теряю былую решительность. Он стоит на морозе в одном костюме, ежится от холода. Куртка ведь здесь. Рядом со мной.
— Лейси, я не уйду, — доносится до меня глухо. На его голову тихо опускаются снежинки, сверкая в свете фонаря.
Он говорит что-то еще, потирая руками плечи. Замерз. И у меня мерзнут ноги, я в одних капроновых чулках, и уже почти не чувствую пальцев ног. Почему в доме так холодно? Или это я никак согреться не могу?
— Лейс! Открой! Я виноват, я…
Ухожу. Не хочу слушать. Пусть садится в теплую машину и уезжает к Оливии. Согреется в ее объятиях. Слезы снова закипают на глазах. Мне хочется бежать назад, к двери. Открыть ее и броситься на шею кареглазому. Но вместо этого я падаю в кровать и замираю, боясь снова услышать трезвон. Но тихо. Ушел, значит.
Вдруг под одеяло кто-то пробирается, я даже испугаться не успеваю.
— Заднюю дверь тоже нужно закрывать, мой сладкий медовый пломбирчик, — смеется Даррен и так сильно обнимает, что я слова сказать не могу. — Я люблю тебя… прошел час, и я уже безумно скучаю…
