– О… – Смущенно опускаю глаза. Я не собиралась преследовать его по всей больнице. Джастин вечно твердил, что у меня нет тормозов. – Если он не хочет меня видеть, то, наверное, лучше…
Мистер Прайор машет рукой.
– Вы неправильно меня поняли, моя милая. Дело вовсе не в этом. Я бы сказал, что Леон очень боится встречи с вами.
– Чего ему бояться? – спрашиваю я, как будто сама не мандражирую весь день.
– Не скажу наверняка, да только Леон не любит перемен. Полагаю, ему очень нравится жить с вами в одной квартире, мисс Мур, и, вероятно, он боится все испортить. Если вы хотите как-то изменить заведенный порядок, я бы посоветовал сделать это быстро и сразу, чтобы у него не появилось возможности увильнуть.
– Нужен сюрприз! – торжественно изрекает Холли.
– Ясно. Что ж… Страшно рада познакомиться, мистер Прайор.
– Еще кое-что, мисс Мур. У Леона был взволнованный вид. И письмо в руке. Вы ничего об этом не знаете?
– О господи, надеюсь, я ничего такого не написала… – Отчаянно припоминаю, что было в письме к Ричи.
– Нет-нет, он не был расстроен. Просто взволнован. – Мистер Прайор снимает очки и трясущимися узловатыми пальцами протирает их о рубашку. – Я бы предположил, что он… – Очки возвращаются на нос. – … был крайне удивлен.
22. Леон
Это слишком. Меня трясет. Уже много месяцев не испытывал такой острой надежды и забыл, как с ней справляться. Странное ощущение в животе, и одновременно жарко и холодно. Пульс учащен уже добрый час – никак не успокоюсь.
Надо поговорить с Тиффи. Она меня разыскивает, а я прячусь, по-детски и смешно. Просто это очень странно: как будто, если мы встретимся, все изменится, и назад дороги не будет. А мне нравится, как все есть.
Я: Джун, где Тиффи?
Джун: Твоя милая соседка?
Я, терпеливо: Да. Тиффи.
Джун: Леон, уже почти час ночи. Она ушла после мастер-класса.
Я: А… Записку не оставила? Или что-нибудь?
Джун: Нет, голубчик. Но она тебя разыскивала. Если это тебя утешит.
Слабо. Значит, записки не оставила. Чувствую себя идиотом. Упустил шанс ее поблагодарить, так наверное, еще и расстроил. Скверно. Но по-прежнему голова кругом от письма, и это поддерживает меня остаток ночи. Только время от времени всплывает сокрушительное воспоминание о том, как петлял по коридорам, чтобы избежать встречи – крайняя нелюдимость даже для меня. Морщусь при мысли, что скажет Ричи.
После смены спешу к автобусной остановке. Едва выйдя из хосписа, звоню Кей. Не терпится рассказать о письме, адвокате по уголовным делам и списке вопросов.
Кей на удивление молчалива.
Я: Поразительно, да?
Кей: В сущности, она ничего не сделала, Леон. Адвокатша не берется представлять Ричи – и даже не говорит, что верит в его невиновность.
Чуть не спотыкаюсь, будто мне подставили ножку.
Я: Все равно прогресс. Столько времени никаких подвижек!
Кей: И еще, я думала, ты не станешь встречаться с Тиффи. Это было первое правило, когда я согласилась на всё это…
Я: Вообще? Никогда-никогда? Мы живем в одной квартире!
Кей: Только не надо делать вид, что я говорю что-то несусветное.
Я: Не думал, что ты имела в виду… Чушь какая-то. В любом случае, мы не встретились. И вообще, я позвонил, чтобы рассказать новости.
Снова долгая пауза. Хмурюсь и замедляю шаг.
Кей: Когда ты смиришься, Леон? Ты совершенно обессилел и очень изменился за последние месяцы. Самое разумное, честно говоря, – принять ситуацию. Уверена, ты так и сделаешь, вот только время идет… И это плохо сказывается на тебе. На нас.
Не понимаю. Она что, не слышит? Я же не повторяю старое, не цепляюсь за прошлые надежды – я говорю, что забрезжил лучик.
Я: Что ты предлагаешь? Сдаться? Можно найти новые доказательства, мы теперь знаем, что искать!
Кей: Ты не адвокат, Леон. А Сэл – адвокат, и ты сам говорил, он сделал все, что мог. Я лично считаю, что этой женщине не следует вмешиваться и подавать вам с Ричи надежду, когда в деле все предельно ясно. Присяжные единодушно решили, что он виновен.
В животе холодеет. Пульс подскакивает, на сей раз не от радости. Поднимается злость. Снова мерзкая сдавленная ярость, когда человек, которого изо всех сил пытаешься любить, говорит ужасные вещи.
Я: Да что с тобой? Чего ты от меня хочешь? Никак не пойму.
Кей: Хочу, чтобы ты вернулся.
Я: Что?
Кей: Чтобы ты вернулся, Леон. В свою жизнь. В мою. Ты перестал меня замечать. Приходишь и уходишь, проводишь у меня свободное время, но ты не со мной. Ты всегда с Ричи. Думаешь о нем. Ричи тебе важнее, чем я.
Я: Конечно Ричи важнее!
Тишина, как после выстрела. Зажимаю рукой рот. Не хотел, вырвалось.
Я: Я не это имел в виду. Не это. Просто сейчас Ричи больше нуждается в моей заботе… У него никого нет.
Кей: А еще на кого-нибудь твоей заботы хватает? На себя самого, например?
Понятно, что хочет сказать «на меня».
Кей: Прошу, подумай! Подумай о нас с тобой!
Плачет. Чувствую себя гадко, бросает то в жар, то в холод.
Я: Ты все еще считаешь, что он виновен?
Кей: Черт побери, Леон, я говорю о нас с тобой, а не о твоем брате!
Я: Мне надо знать.
Кей: Ты меня совсем не слышишь? Я говорю, что только так ты сможешь успокоиться. Хочешь верить в его невиновность – верь, но ты должен смириться, что он в тюрьме и останется там на несколько лет. Нельзя сопротивляться. Это рушит твою жизнь. Ты только работаешь, пишешь Ричи и зацикливаешься на мелочах: чьем-то старом бойфренде или какой-то детали в апелляции Ричи. А раньше реально что-то делал. Переключись! Будь больше со мной!
Я: У меня никогда не было много свободного времени, Кей. А то, что было, всегда отдавалось тебе.
Кей: Ты навещаешь его дважды в месяц!
Злится, что езжу к брату в тюрьму?
Кей: Знаю, знаю, нельзя за это сердиться. Просто… Времени и так мало, а теперь мне его достается еще меньше и…
Я: Ты думаешь, что Ричи виновен?
Тишина. Кажется, я тоже плачу, на щеках горячая влага. Уходит очередной автобус – не могу себя заставить в него сесть.
Кей: Почему все время надо к этому возвращаться? Это так важно? В наших отношениях слишком много твоего брата.
