— Я тоже рада тебя видеть, — улыбнулась Арина, усаживаясь в автомобиль и глядя, как летящей легкой походкой Жанна обходит его впереди, невольно залюбовалась девушкой. Жаль, что Каминские так и не приняли ее — несмотря на свое прошлое, Жанна могла себя подать, умела быть эпатажной… Даже посещала курсы ораторского искусства, какую-то «школу леди»… Снобы, что тут сделаешь. И если сама Арина никогда не комплексовала по этому поводу и не стремилась влиться в клан, то Жанна расстраивалась и изо всех сил пыталась доказать родственникам своего благоверного, что ее не стоит стыдиться.
Вероятно, еще одной причиной такого снобизма было то, что прабабушка братьев Каминских была эмигранткой, из дворян, а ее сын сумел сколотить неплохое состояние во время гонки вооружений в довоенной Европе… Впрочем, этот момент семейной истории тщательно скрывался, и сама Арина узнала о происхождении капитала совершенно случайно, когда услышала то, что не предназначалось для ее ушей. Судя по всему, бизнес дедушки Каминских был не слишком чист, а возможно, даже связан с нацистским режимом. Сам он так и не приехал в Россию, а вот его дочери вернулись к моменту развала Союза, когда было модно воскрешать прошлое и восстанавливать семейные связи. Женщинам даже удалось заявить права на старый особняк своей бабушки, но с титулом возникли проблемы. Возможно, история эмигрантки была не столь трагична, возможно, никакого титула и не было. Но в те годы, когда вернулись ее внучки, начался романтический период идеи монархической реставрации, разрабатывалось немало смелых проектов, и пусть многое так и осталось мечтами и планами, на этой волне в России обосновалось немало потомков старой аристократии. И тех, кто полагал себя таковыми.
И в этот жаркий летний день, пока автомобиль под угрюмое молчание женщин вез их в сторону дачи, принадлежавшей матери Жанны, где Арину искать никто не должен, жена Александра Каминского просчитывала все ходы и варианты. И тот разговор о нацистах, невольной свидетельницей которого она стала, был весьма ощутимым козырем для того, чтобы Саша отпустил ее спокойно и без скандала. Арине не хотелось идти на шантаж, но если другого выхода не будет… Фото и видео из отеля, конечно, будут важны в суде, но у Арины тоже рыльце в пушку, и кто знает, нет ли чего-то против нее у Саши?.. От этой семейки можно ожидать всего, что угодно. Не столько Арина теперь нужна Каминскому, сколько раненая мужская гордость может требовать наказать строптивую жену.
— Знаешь, я думала, что ты так навсегда и останешься бедной овечкой, — наконец, нарушила молчание Жанна и цинично усмехнулась. — Ты всегда молчала, жила по накатанному… я все поражалась, и как ты не видишь, что за козел тебе достался? Думала, ты из-за денег тоже… Я вот из-за них в это все ввязалась, я не скрывала никогда, и знаешь — не жалею. Сережка неплохой вариант, а то, что ему мало одной меня… наверное, это у них семейное, склонность к блядству… в общем, я и не претендовала быть единственной и незаменимой. Удивительно вообще, что он женился на мне вопреки Старухе.
Старухой в семье называли одну из сестер Каминских, Стефанию, первой приехавшую в Россию в девяностые и обосновавшуюся в северной столице. Самая старшая, она была самой нетерпимой и злобной, и Арине с Жанной как раз от нее больше всего и доставалось. Именно она поспособствовала тому, чтобы девушки стали в семье изгоями.
— Я не хочу быть одной из многих, — тихо ответила Арина, глядя в окно — мимо проносились старинные улочки, а серое небо давило на крыши домов так, что казалось, тучи сейчас лягут на мостовые…
— И ты уверена, что справишься? — бросила на нее быстрый взгляд Жанна, резко вывернув руль, чтобы пойти на обгон — водителем она была лихим, но в аварии, к счастью, еще не попадала. — Сашка собственник до мозга костей, он же если упрется, как баран на новые ворота, его с места не сдвинешь. Если он не отпустит тебя? Что тогда?
— Разве я вещь, чтобы за меня решать? — горько спросила Арина.
— Для этой семейки — да, и ты должна была сразу понимать это, а не жить в своих воздушных замках, — жестко сказала Жанна и на лицо ее набежала тень, она надолго замолчала, врубив первую попавшуюся радиостанцию, и погрузилась в свои мысли.
Уже когда выехали из города, и тучи стали еще чернее, Жанна все же прервала затянувшееся молчание, тихо сказав:
— Меня могут осуждать и не понимать, но мне важно, чтобы ты знала… я больше никогда не хочу жить в нищете. Мое детство прошло в девяностые, брата посадили, когда он бомбил очередной киоск, мать за копейки пахала на заводе, а отец бросил нас давным-давно… я плохо его помню. Я это тебе говорю не для того, чтобы ты меня пожалела. Я видела много дерьма до встречи с Сережиком, но об этом я вспоминать точно не хочу и это не то, о чем вообще стоит говорить. Это была другая Жанна. Мой муж не извращенец, не наркоман, он не бьет меня и позволяет мне вполне достаточно, чтобы я закрывала глаза на его похождения. И я надеюсь, что дальше все так и будет продолжаться. А может даже, он нагуляется и остепенится… Но ты… ты другая. Тебе мало просто хорошо жить. Я это всегда видела. Ты романтическая дура, не обижайся, но это так и есть. Тебе нужно любить, гореть, страдать… типичная тургеневская барышня. И я немного завидую тебе, потому что сама этого всего лишена. И помогу, обязательно помогу. Главное, чтобы ты в последний момент не передумала и не вернулась к своему Сашеньке, иначе дурой уже буду я…
— Я понимаю, ты можешь не волноваться… Что бы ни случилось, о том, что ты мне помогаешь, никто не узнает… — Арина рассеянно смотрела на поле, проносящееся за окном автомобиля — кажется, это была полынь, седая и выцветшая, и ее щемящая горечь ворвалась в приоткрытое окно, заполонила салон, забила дыхание.
Но Арина дышала и не могла надышаться. Словно этот запах мог вытравить все, что было прежде. Она не выбирала свою судьбу, все было решено еще тогда, двенадцать лет назад, в полутемной комнатушке общежития, где осталась ее любовь, которую она так легкомысленно предала. Да, теперь, поверив в то, что не было никаких измен — да и как можно не верить, если спустя столько лет чувства были живы? — Арина ощущала предательницей именно себя. Но корить себя поздно, нужно решать. Нужно действовать.
И предвкушая новую жизнь, девушка продолжала разговор с Жанной, мысленно улетая в прошлое, перебирая его, словно четки, пытаясь восстановить в памяти каждую мелкую деталь. Какими были обои в той комнате, какой чай любил Филатов, во сколько он после пар ждал ее на площади у фонтана, какие цветы дарил… Множество мелочей, из которых складывалось то, что даст ей силы пережить всю эту унизительную процедуру развода.
И море. Крым, который подарил ей нового Андрея. Запах олеандра и бриза, соли и водорослей. Солнечный свет и прогретый камень скал, и смуглый мужчина рядом, как напоминание — я никогда не покидал тебя. Я всегда был в твоем сердце.
Как-то незаметно промелькнули поля, небольшой лес на холме — лохматые ели скрывали болотистые места, острыми верхушками царапая низкие тучи, что вот-вот грозили пролиться дождем. Показалась узкая лента реки, косогор, светлая роща, а за ней — умирающая, зарастающая дичающими садами деревня.
