«Зачем смеяться, Лионель? Твой брат Жерар родился слабым, маленьким, больным, калекой».
«А главное, он родился трусом, низким и лживым, матушка… О! Не понимаю, как мы с ним можем быть одной крови».
Эрмессинда покраснела при этом восклицании Лионеля…
– Здесь можно вставить ремарку в сторону, – прервал рассказ Дьявола поэт, – так как я начинаю понимать…
– Как это – в сторону? – Арман совершенно забыл, о чем шла речь с точки зрения поэта.
– Сударь сочиняет драму, – напомнил ему Дьявол.
– Ах да, – вздохнул барон, – так продолжайте же ваш рассказ.
– Хе, хе! Он так заинтересовал вас. – Дьявол смерил Луицци насмешливым взглядом.
– Да, и мне любопытно узнать развязку.
– О-ля-ля! – засмеялся Дьявол. – Да мы дошли только до второй сцены первого действия.
– Ну так поторопитесь же!
И Дьявол продолжил:
– Лионель не заметил смущения матери, которая, услышав сильный шум у главных ворот, хлопнула в ладоши. Все вернулись, и Эрмессинда шепнула Лионелю:
«Не стоит сиру Хьюго знать о нашем разговоре. Главное, сын мой, сохраняй спокойствие».
Лионель, который сидел у ног своей матери, тут же встал и живо встряхнул своей длинной каштановой шевелюрой. Он был высок и строен, с нежным и бледным лицом, изящными, почти мелкими членами, никто не угадал бы в нем силы солдата, если бы не легкость походки и точность движений, поскольку грация мужчины – это его сила.
– Сила и грация – это противоречие, – вновь прервал рассказчика поэт, – но все равно. Продолжайте, так вы говорите, его отец, сир Хьюго, вернулся?
– Да, – подтвердил Дьявол, – то был высокий старик с густыми спутанными седыми волосами, отвислой нижней губой, гноящимися глазами, очень сгорбленный, он шел с трудом, опираясь на длинную палку. Переступив порог залы, он быстро оглядел присутствующих и живо вскричал:
«Что здесь делает эта солома?»
«На ней сидели пажи и девушки вокруг отца Одуэна», – пояснила Эрмессинда.
«Они что, не могут слушать стоя? Целыми днями болтают о любви и танцуют, и не думая присесть, но когда надо послушать старика, это неудобно, не так ли, сударыня? Слово старца слишком утомительно?»
Эрмессинда хотела ответить, но старый Хьюго закричал:
«Вынесите эту солому, недалек тот день, возможно, когда, запертые в замке копьями де Мализов, вы будете счастливы утолить ею ваш голод».
Мужчины и женщины молча подчинились, тогда как старик яростно ругался:
«Вот защитнички замка Рокмюр! Мужчины, которые садятся, чтобы послушать священника! И ни одного предводителя, ни одного!»
«Я здесь, отец мой!» – Лионель приблизился к отцу.
Старик долго смотрел на сына, не говоря ни слова. Он смерил юношу с головы до пят, с большим трудом сдерживая охватившее его волнение.
Закончив осмотр, Хьюго отвернулся и направился в конец залы к одной из скамеек, которые стояли по сторонам от пылающего, несмотря на позднюю осень, очага. Он сел и сделал Лионелю знак приблизиться. Лионель встал перед отцом, а его мать, расположившись рядом со стариком, умоляла его взглядом, чтобы он сдерживался. Покрасневшее лицо юноши показывало, насколько он раздражен оказанным ему приемом.
«Вы приехали очень поздно!» – сказал Хьюго сыну.
«Я приехал до того, как над вами нависла опасность». – Лионель скрестил руки на груди.
«Возможно, опасности не было бы вовсе, если бы вы раньше вернулись под мое начало».
«Мое присутствие ничуть не помешало бы моему брату Жерару совершать ночные набеги на земли Мализов, похищать девушек и скот вассалов, ибо именно это навлекло опасность».
«Откуда вы взяли всю эту ложь?» – раздраженно вскричал старик.
«Из жалобы господ Мализов, дошедшей до короля Филиппа-Августа».
«Вы верите жалобам наших врагов?»
«Перед самим королем я заявил им, что они лгут, но перед вами, отец, я признаю, что они правы».
«Так вы явились сюда, чтобы поддержать их?»
«Я пришел, чтобы сражаться с ними, и они не тронут ни одного камня в этом замке, пока я буду перед его стенами».
«Хорошо. – Хьюго горько и удовлетворенно усмехнулся. – Но, – заговорил он снова, пристально следя за впечатлением, которое производят его вопросы, – вот уже четыре года, как вы покинули этот замок, чем вы занимались, что не нашли времени, чтобы навестить нас?»
«Я был в Аквитании, я сражался за дело благородных гасконцев против Ричарда Львиное Сердце. Я трижды сходился с ним в бою, и трижды наши копья ломались одно об другое, ни я не согнулся ни на мизинец, ни он не отступил ни на пядь».
«Это я знаю, но вы же не все время оставались в Аквитании?»
«Год спустя я был перед Руаном с королем Генрихом Седьмым, и я дважды преодолел городские стены с помощью одной только шпаги».
«Это я тоже знаю, но куда вы отправились потом?»
«Я был в Берри в тот момент, когда король Англии, Генрих Второй, завладел им с помощью предательства, и я сражался с ним».
«Знаю, вы пробились с вашим знаменем дальше всех в ряды врагов. Но после того, как вы покинули Берри, что с вами стало?»
Лионель покраснел и смутился. Его мать насторожило молчание сына, и знаком она велела ему отвечать. Лионель, с трудом преодолевая смущение, отвечал:
«Полгода назад я приехал в Арль, где присутствовал на коронации императора Фридриха Барбароссы».
«Полгода назад! – сказал Хьюго. – А полтора года назад где вы были?»
«Тогда я, возможно, несколько забыл о воинском долге, – отвечал Лионель, – я был рядом с Генрихом Коротким Плащом в играх и турнирах, которые он устраивал в Париже и во всей Галлии».
«А! – Хьюго еще внимательнее вгляделся в Лионеля. – Вы следовали за ним в играх, которые так нравятся прекрасным дамам!»
Затем он добавил голосом, в котором слышалась плохо скрываемая ярость:
«И в Париже у вас не было никакого приключения, достойного того, чтобы поведать о нем отцу?»
«Никакого!» – Лионель бросил взгляд на мать.
«Никакого?» – Старик встал.
Лионель опустил глаза, а старик вышел, тяжело волоча ноги, заявив на прощание:
«С меня довольно!»
Так встретились отец и сын после четырехлетней разлуки. Лионель и его мать остались одни.
В этот момент Дьявол прервал свой рассказ и обратился к поэту:
– Вы понимаете, что я только обрисовываю основные линии сцены, но чтобы она имела эффект в театре, в добротно скроенной драме, надо будет придать ей иной вид:
Отец. Где вы были полтора года назад?
