Во многом благодаря энтузиазму и желанию докопаться до скрытых истин Волжанский и ему подобные сохранили секретные разработки от предания их «гребаной гласности» в 90-е, а затем вернули к жизни в ренессансные «нулевые». За эти десятилетия Артур Валентинович проявил самозабвенную преданность своим идеям и ухитрился позаниматься всем понемногу.
В начале 90-х он перепрятывал целые стеллажи с архивными документами из одного зала в другой, дабы они не попали на глаза приверженцам либеральных реформ и желающим распродать секретную информацию «нашим друзьям американцам».
В середине десятилетия капитан ФСК – Федеральной службы контрразведки – увещеваниями, шантажом и подкупом удерживал реально сильных психокинетиков от выхода «на публику». Когда телевизоры оголтелой и всеверящей страны заполонила реклама «колдунов, магов и экстрасенсов», Волжанский юлой вращался по всей стране, отваживая самых одаренных людей от попыток заявить о себе и заработать легких денег на публичной демонстрации уникальных навыков.
В начале нового тысячелетия майор Волжанский боролся за возобновление и финансирование исследований экстрасенсорных способностей человека в недрах ФСБ. В результате сформулировал и продумал идеи использования таких людей «на благо Родины».
Артур Валентинович, человек увлекательнейшей судьбы, сам не обладал никакими сверхвозможностями (кроме упомянутых любопытства и неуемной предприимчивости) и не успел в бесконечном движении обзавестись семьей, о его жизни можно было написать толстенный научно-фантастический роман. И вряд ли в нашей стране удастся отыскать человека, более погруженного и свободно ориентирующегося в мире сверхъестественного.
– Как у тебя с охраной? – спросил Владимир Данилович.
– У меня ее нет, – легко ответил Волжанский. – Но после вашего визита, пожалуй, появится.
Малахов поднялся, собираясь уходить.
– Я еще не знаю, по кому Артем собирается нанести удар в первую очередь. Но в том, что он это сделает, сомнений нет.
Продолжая держать сигару в правой руке, левой Артур Валентинович оперся на стол.
– Я тебя услышал, Володя. Спасибо за предупреждение. Я подумаю о телохранителе. А ты не мог бы еще раз поговорить с Эдиком? По поводу всей этой ситуации. Думаю, сейчас – оптимальный момент для того, чтобы уладить наши распри и начать работать сообща.
Владимир Данилович с задумчивым видом поправил перчатки. Он сильно сомневался, что его старый друг захочет «оттепели» в отношениях с Волжанским.
Когда Малахов вышел из здания, Эдуард Евгеньевич ожидал на парковке через дорогу. Он стоял, облокотившись на крыло служебной «ауди», и жевал сигариллу, спрятав руки в карманы брюк.
– Предупредил хорька, чтобы не высовывался из норки? – спросил генерал, достав сигариллу изо рта.
– Он хочет помириться с тобой, – сказал Владимир Данилович, застегивая ветровку. На улице дул прохладный ветерок.
– А я хочу автограф Высоцкого, но чего стоят наши мечты?
– Что дальше?
– По работе – ничего. Мне звонили из госпиталя: состояние одного из конвоиров стабилизировалось. Так что завтра-послезавтра сможем заскочить к нему на пять минут.
– Хорошо бы. Думаю, нам удастся многое прояснить. Подвезешь до дома?
– Позже. У нас ЧП: Олька ни в какую не хочет уезжать из дома.
– Ты ей объяснил, как опасно оставаться в Москве?
– Да, и даже людей за ними с дочкой выслал! А она ребятам такую истерику закатила, что ее только штурмом брать.
– Оля – может, – кивнул Малахов.
– Может, – согласился генерал и стрельнул окурок в сторону. – Погнали, психолог. Будешь разруливать мою личную жизнь.
По пути Эдуард Евгеньевич выдал глубокомысленную тираду о том, как тяжело жить с женщинами, но без них – никуда. Малахов что-то сказал в ответ и отвернулся к окну, погрузившись в воспоминания.
Полковник Громов поднялся на крыльцо, оправил неудобный серый пиджак. В руке он держал черную сумку с подарками на двенадцатый день рождения Олега Малахова, сына своего лучшего друга.
Дверь открыла невысокая темноволосая женщина средних лет, с яркими синими глазами и располагающей улыбкой.
– Эдик, – улыбнулась она, – ты все-таки выбрался.
Она переступила через порог, крепко обняла гостя. Людмила Малахова была одним из немногочисленных людей, от которых Эдуард Евгеньевич терпел обращение «Эдик».
– Люда, привет! Я буквально на полчаса. В Москве-то проездом.
– Снова в командировку?
– Ага.
Они прошли в дом. По лестнице со второго этажа спускался сам Владимир Данилович.
– О, приветствую! Вырвался?
Малахов был одет в брюки и рубашку. В то время он еще не носил перчатки круглый год.
– Мимоходом, – улыбнулся Громов. – Через три часа опять улетаю к братьям по разуму.
Друзья обнялись.
– Как здоровье? – поинтересовался Владимир Данилович.
– Колючую проволоку зубами грызу.
– Самое главное.
– Так, а где именинник?
– У себя наверху, с друзьями.
– Ты как раз вовремя, – сказала Людмила. – Они уходить собираются. В боулинг, наверное.
– От нас никто не уходил, – хмыкнул Громов.
– Ты кушать будешь?
– Только попью. И, Данилыч… – Он серьезно посмотрел на друга. – Надо поговорить.
Светло-голубые глаза Малахова за линзами очков не выказывали никаких эмоций.
– Хорошо. – Он повернулся к жене. – Солнце, вынеси нам морсу на веранду, пожалуйста.
Людмила кивнула, но одарила Эдуарда не самым добрым взглядом. Громов пружинисто взбежал на второй этаж, толкнул дверь в комнату, из которой доносилась громкая музыка. Молодежь, задорно смеясь, играла в твистер.
– Так, всем привет, – громко произнес полковник. – Где у нас виновник торжества?
Светловолосый парнишка в джинсах и футболке с изображением Квентина Тарантино обрадовался появлению Громова.
– Привет, дядя Эдуард.
– Привет, малой! – Полковник крепко пожал жилистую руку паренька. – Ну, я смотрю, у вас тут и прекрасные юные дамы, поэтому за уши тебя тянуть не буду, чтоб не позорить.
Олег хмыкнул.
– Да, это ни разу не круто.
– Вот именно.
Громов достал из сумки большую коробку с заветной для многих пацанов надписью Xbox.
– Держи. Тренируй скорость реакции. Там внутри еще пара дисков со стрелялками.
