Книга Сирена - Кристоф Оно-Ди-Био

Порой мне еще казалось, что я бреду в тумане. Чтобы не терять себя из виду, я сосредоточился на работе. Лето благоприятствовало переменам. В редакции искали новые идеи. Но открывать горизонты в стране, одержимой корнями и убежденной в своем упадке, – Сизифов труд. В эпоху зависимости от сиюминутного информация больше не информировала. И актуальность слишком быстро становилась неактуальной, гнаться за ней значило задохнуться насмерть. Следовало, стало быть, ее опередить, срезать путь другими дорогами, не столь проторенными. Быть лоботрясом, возможно, даже пиратом, предложить иной взгляд, тон, стиль, иные истории. Их на наш век хватало. А потребность в рассказах, в повествовательном кислороде, никогда не была столь велика в мире, парадоксально суженном гиперкоммуникацией. Надо просто помедлить, прислушаться, приструнить нетерпение, что изматывало, подавить разочарование, что вошло в силу. Набрать высоту или летать под радарами, но глаз всегда иметь орлиный.

Некоторые мои коллеги, выжатые бешеным темпом и неудачами, пророчествовали, что наша профессия скоро вымрет. На редакционном совещании молодой сотрудник из компьютерного отдела возразил этим Кассандрам, что надо радоваться, коль скоро программы сегодня могут накатать тридцать шесть тысяч новостных сообщений о результатах кантональных выборов по мере их поступления. «Это высвобождает время, чтобы журналисты-люди могли заняться анализом». Журналисты-люди – я балдел от этого выражения.

* * *

После встречи с безнадежной надеждой французской политики («когда я говорю „гуманизм“, мне отвечают, что я слишком погряз в XX веке, а когда я произношу слово „Европа“, люди хватаются за пистолеты») я выпил с французской актрисой, которую очень любил, известной своими ролями немой. В жизни она говорила, и слово ее было золотом. Она спросила, полегчало ли мне, и сказала, что на нее вновь вышел Голливуд по поводу продолжения фильма о супергерое, в котором ей исключительно удался архетип парижанки.

– Но я думал, что ты там умерла?

– Они хотят меня воскресить. Сулят много денег, но у меня другие планы. Мне хочется снять фильм о моей матери.

– Твоя мать прожила особенную жизнь?

Отпив виски, она ответила:

– Нет, но это была мать.

В голове у меня всплыла фраза сына: «Я ее с трудом вспоминаю».

Она шла на вечеринку по случаю окончания съемок, с чилийцами.

– Будет «Писко сауэр»[78].

Я обожал «Писко сауэр». Она это знала. И все остальное знала тоже.

– Я лучше домой.

– Поверь, – сказала она, – что будет дальше, зависит и от тебя тоже.

– Если бы только мы были в фильме о супергерое.

Она улыбнулась. Мы попрощались, и я пошел домой.

Наверно, все-таки надо было мне упиться «Писко сауэр». Еще на лестнице я услышал те же крики удовольствия, что и вчера. Это не просто парочка занималась любовью, нет, это было настоящее путешествие на край оргазма. То затихая, то возобновляя возню, они как будто методично исследовали возможности наслаждения человеческого тела. Что-то головокружительное. Неужели это поколение, из виртуальной соски вскормленное порнографией, приобрело в реальной жизни некое особое знание? И распространяет его через массовый открытый онлайн-курс?

Я был дома, но стена ни от чего не защищала. В голове вставала череда образов, одни другого стыднее и осязаемее, очень мучительных в накрывшем меня одиночестве. Разумеется, спал я плохо. Проснувшись от лучей солнца, ввалившегося в комнату, окно которой я оставил открытым, чтобы ночь была не такой жаркой, я решил прояснить раз и навсегда тайну этого столь даровитого любовника. С рассвета я был начеку.

Незадолго до девяти я услышал, как отворяется дверь, и кинулся к глазку. Я увидел силуэт молодой светловолосой женщины, не Наны, направлявшейся к лестнице. Я бросился к окну, чтобы проследить за ней. Блондинка, как и Нана, но тоном темнее, с рыжими отблесками. Кажется, этот цвет называют «венецианским». В замшевой мини-юбке и курточке из пестрейшего набивного ситца. Лица ее я не разглядел.

Нана любит девушек?

Нет, она любила всех. В следующие дни я видел настоящее дефиле! Парни и девушки разных возрастов, но все моложе меня. Мне никак не удавалось убедить себя, что это, в конце концов, могли быть ее однокашники, приходившие с ней поработать. Нет, никак.

Вот я и стал шпионить. Быть может, подсматривая за чужой жизнью, отчасти возвращаешься к жизни сам?

* * *

Есть ли у Наны фамилия? Да, Атанис. Имя отца – Аристид. Во Всемирной паутине нашлось о нем немного, но эта малость о многом говорила. Одно из крупнейших состояний в Греции. Кризис ему нипочем. Он владеет несколькими судоходными компаниями, играет также заметную роль в энергетике и финансах со своим инвестиционным фондом Lake Stymphalia. Да, кризис ему нипочем, но он все же пытается уменьшить его последствия: Аристид Атанис продолжает традицию эвергетизма, восходящую к Античности и возрожденную арматорами Аристотелем Онассисом и Ставросом Ниархосом. Как и они, Атанис – благодетель своей страны: в Афинах он строит школы, оснащает больницы, финансирует оперные театры, превращает тюрьмы в музеи. Но не фотографируется. Ни одного его снимка.