Он явно заинтересовался ее предложением, но, казалось, не мог решить, соглашаться ему или нет.
Один из его людей поднялся со своего места и подошел к главарю, чтобы шепнуть ему что-то на ухо.
Ола хотела бы услышать, что он сказал, но это было невозможно.
Предводитель сначала кивнул головой, затем помотал ею, как бы говоря «нет», затем снова кивнул.
Ола взглянула на маркиза в надежде уловить по его взгляду, одобряет ли он то, что она пытается сделать.
Но маркиз следил за этими двумя бандитами, шепчущимися в середине пещеры, у Олы тревожно билось сердце, и она чувствовала, что наступил критический момент.
Мужчины производили впечатление свирепых и ужасных существ, которых она даже в самом страшном сне не могла бы увидеть.
Ола была уверена, что они терроризировали всю округу и что убить человека было для них так же просто и обыденно, как пристрелить дичь, чтобы съесть ее.
Ей припомнились истории, которые она слышала о бандах головорезов, охотившихся на путников по всей Европе, но она не обращала на них особого внимания.
Девочки в монастыре рассказывали ей, как их родственников или друзей останавливали грабители даже на главных дорогах, и как те, спасая свою жизнь, были вынуждены отдать все ценное, что имели при себе.
Но эти бандиты были другими.
Она могла понять, что для их жизни в такой пещере деньги мало что могли значить.
Возможно, их прельщало не столько богатство, сколько азарт от рискованной вольной жизни, не подвластной никому и никакому закону.
Она отчаянно подумала, что ее предложение насчет обмена за жизнь маркиза не убедила их, и настойчиво сказала:
— Сеньор, у меня есть другая идея!
Предводитель в тот момент отрицательно тряс головой, слушая разбойника.
— Какая же? — обратился к ней главарь.
— Допустим, один из нас, этот знатный господин или я, спустится к яхте, чтобы собрать все, что вы захотите: одежду, продукты, сапоги, золото, драгоценности. Мы положим все это на берег, на видном месте, а затем, когда вы отпустите вашего второго пленника, мы сможем… отплыть…
Ее голос дрогнул, словно от страха, что она не убедила его, и Ола добавила:
— Вы ведь ничего не теряете. Вас никто не увидит, никто не сможет стрелять в вас, вы получите все, что захотите.
Хотя она не была уверена, но ей показалось, что среди слушавших прошелся ропот одобрения.
Предводитель сказал резко:
— Это все слишком сложно. Почему, собственно, мы должны доверять вам? Вы здесь, у нас, и мужчина умрет, а вы останетесь с нами.
Ола не сразу смогла понять, что он имеет в виду. А главарь с неприятной улыбкой сказал:
— С нами нет женщин, и кое-кто из моих людей находит вас привлекательной, сеньора.
Ола издала вскрик дикого ужаса.
— Нет! Нет! Неужели вы думаете, что я… останусь с вами?
— У вас нет выбора, — сказал главарь.
Он вновь поднял свой пистолет, и Ола с неожиданной силой, заставшей их врасплох, высвободилась и бросилась к маркизу.
Она загородила его собой и крикнула в лицо бандитам:
— Если хочешь застрелить его, тебе придется сначала убить меня! Вы убийца, и проклятие Бога рано или поздно настигнет вас!
По-испански слова эти прозвучали более внушительно, и некоторые из разбойников протестующе зароптали.
Маркиз в этот момент, яростно вырывался из рук бандитов и, освободив наконец свой рот, закричал:
— Будьте прокляты! Да будьте вы прокляты! — кричал он, к удивлению Олы, по-испански.
Он продолжал отбиваться от бандитов, пытавшихся удержать его, в то время как Ола стояла между ним и главарем с его пистолетом.
Она знала, что если двинется с места, то он выстрелит.
Обернувшись посмотреть, как бьются за ее спасение, она заметила, что один из бандитов вынул из-за пояса нож и замахнулся, чтобы ударить маркиза в грудь.
Даже не соображая, что она делает, Ола бросилась на бандита, отвела вверх его руку с длинным, острым, злобно блестевшим лезвием.
И тут, когда она поняла, что не в силах больше спасти маркиза от смерти, раздался неожиданный громкий взрыв, почти оглушивший ее, Она вдруг почувствовала, как нож вонзается ей в плечо.
Когда она упала на землю, раздались еще взрывы, и от их грохота словно воцарилась тьма, полностью поглотившая ее.
Маркиз тихо открыл дверь каюты и подошел к кровати, и Гибсон, сидевший в кресле рядом с нею, поднялся на ноги.
— Как она? — тихо спросил маркиз.
— Все еще в лихорадке, милорд, и не приходила еще в сознание, как и следовало ожидать.
— Мне показалось, что ночью я слышал ее голос, — сказал маркиз.
— Она бредила, милорд, но я не разобрал, что она говорила.
— Я посижу возле нее, — сказал маркиз. — А вы ступайте отдохните, Гибсон, это — приказ!
— Благодарю вас, милорд, но я не устал. Я привык к недолгому сну.
— Вы подежурите возле мисс Милфорд ночью, если не. позволите мне сделать это, — ответил маркиз.
— Я посижу с ней, милорд, как мы договорились. Но если вы побудете с молодой леди теперь, я сделаю, как вы приказываете, и немного вздремну.
— Так и сделайте, — сказал маркиз. — Если она захочет пить, есть здесь что-нибудь для нее?
— Да, милорд. В этом кувшине лимонный сок, а в другом — свежая вода.
— Вода, которая чуть не обошлась нам слишком дорого! — заметил маркиз, будто говоря как с самим собой.
Гибсон не ответил. Он лишь взглянул в последний раз на Олу, чтобы убедиться, что от него пока ничего больше не требуется, и вышел из каюты.
Маркиз, заменивший его, глядел на Олу и думал о том, что им чрезвычайно повезло, они остались живы. А тогда он был уверен, что у них нет уже никакого шанса.
Он теперь знал, что именно благодаря ее смелой попытке спасти его жизнь, матросы успели взобраться на обрыв и появиться в самый последний момент, чтобы расстрелять главаря банды и шестерых грабителей. Остальные разбойники разбежались.
— Я виню себя, милорд, — сказал капитан, когда маркиз в целости и сохранности спустился к яхте.
Было чрезвычайно трудно с каменистой площадки перед пещерой доставить вниз Олу, которая была без сознания.
Пришлось спускать ее на канатах, и маркиз боялся, что неосторожное движение усилит кровотечение из ее плеча, и она может умереть от потери крови.
— Почему вы должны винить себя? — спросил маркиз.
— Я никогда не мог бы подумать, что ваша светлость и молодая леди заберетесь на утес, — ответил капитан. — Когда вы начали подниматься туда, я был в трюме, чтобы удостовериться, что бочки ни при каком шторме больше не сорвутся, когда их принесут на борт.
