Она попрощалась с агентом и вышла из конторы с чувством, что сожгла за собой мосты.
Прошло уже два месяца с тех пор, как она перевезла старого Лена Стивича и его пса в двухкомнатный коттедж в Барнаби. После чего обследовала земли от Чиллиуэка до Хорсшу-Бей и наконец остановилась на пригороде Ричмонда.
Ее отец считал, что она сошла с ума.
— Что ты намерена делать с деньгами матери? — воскликнул он, пуская клубы сигарного дыма к потолку библиотеки. — Девочка моя, ты хоть представляешь, во что ввязываешься?
— Не вполне, — признала Оливия. — Но я намерена научиться. И уверена, что ты мне поможешь…
— Помогу? Я вовсе не намерен помогать тебе строить — как ты это назвала? Уединенная Деревня для беспомощных пенсионеров и их постаревших собак…
— И кошек, — перебила Оливия. — А также птичек и хомячков, если они есть.
— Зачем? В качестве корма для кошек? — фыркнул Джо. — Сама идея смехотворна. Тебе нужно вложить эти деньги во что-нибудь стоящее.
— Я уже вложила их. У меня есть все, чтобы начать создание моей деревни.
— Деревни? Зоопарка, ты хочешь сказать. Для чего это все, Оливия? Неужели таким образом ты рассчитываешь произвести впечатление на Люка?
— Отчасти да, — сказала Оливия. — Если я построю деревню на свои собственные деньги, он не сможет сказать, что я все делаю только для себя. Ты же сам говорил, что я должна заняться чем-нибудь полезным.
— Не вижу ничего полезного в том, чтобы позволять старым идиотам быть безответственными.
— Я делаю это ради их животных. От них-то ты не можешь ожидать ответственности.
— Животные, — проворчал Джо, обрезая кончик очередной сигары. — Ты всегда сходила с ума от собак.
Оливия промолчала, но, когда отец сказал: «Так и быть, давай взгляну на твой проект», она знала, что он обязательно поможет. Она также понимала, что с сегодняшнего дня, когда за ней закрылась дверь агентства по продаже недвижимости, обратного пути нет.
— Я не хочу переезжать. Нам со Спотом хорошо здесь. — Лен Стивич смотрел на Оливию подслеповатыми глазами.
— Я знаю, — в четвертый раз объясняла Оливия. — Но срок аренды истек. И владельцы требуют освободить коттедж.
— Только через мой труп, — прорычал Лен.
Оливия едва удержалась, чтобы не заверить его, что это тоже можно организовать. Ей приходилось думать о десятилетнем Споте, с которым они подружились за последний год — год, в течение которого начались работы по созданию деревни и туда начали переселяться первые жители.
Хотя первоначально она и не предполагала предоставлять приют игуанам, жабам, крысам, хорькам, пришлось уступить и выделить им часть жизненного пространства, после того как пожилая дама по имени миссис By, наблюдая за колебаниями Оливии по поводу отвратительной вороны со сломанным крылом, сказала: «Все они творения Господни, ведь верно?»
— Мистер Стивич, — заявила она, — или вы переедете отсюда добровольно, или вас вышвырнут вон. И что тогда, по-вашему, случится со Спотом?
— Он помрет вместе со мной. Для нас, стариков, нет места на этой земле.
— Есть такое место. Хоупвилл[1].
Оливия, которая провела почти целый год в дискуссиях с такими же старыми упрямцами, как Лен, знала, как прекратить бесплодные споры, и направилась в кухню, чтобы начать упаковывать вещи. Она прекрасно понимала нежелание Лена что-либо менять в жизни, но на этот раз у него не было выбора.
Уже не в первый раз Оливия удивлялась себе. Она полюбила многих своих подопечных стариков, хотя понимала, что, наверное, многим не нравится. Но животные ее обожали. И Оливия улыбнулась, подумав о своих четвероногих любимцах.
По правде говоря, ей не часто хотелось улыбаться. Она постоянно была занята, контролируя строительство деревни, которую решила назвать Хоупвилл, но быть занятой вовсе не означало быть счастливой.
Люди думали, что она назвала деревню Хоупвилл, потому что та давала надежду на нормальную жизнь ее престарелым жителям. Они ошибались. В названии была надежда на возвращение мужчины, который открыл ей глаза на истинные радости жизни. И она вовсе не имела в виду секс.
Люк звонил ей дважды, чтобы узнать, не надумала ли она начать бракоразводный процесс. Оба раза она сказала, что не спешит с этим, и он, казалось, был удовлетворен ответом.
Ей было любопытно, знает ли он, что именно она стоит за идеей создания Хоупвилла. О деревне несколько раз писали в газетах, но едва ли новости такого рода интересовали Люка. Она помнила, что он всегда читал спортивный раздел и иногда деловые новости. Старики и домашние животные его не интересовали, хотя он внимательно относился ко всему живому.
Не важно. Посмотрим, как он поведет себя, когда получит приглашение на благотворительный концерт в пользу Хоупвилла, который состоится в начале сентября. Люк не большой любитель музыки, но сюда-то он придет.
Ну а если нет, она найдет другой способ случайно встретиться с ним.
— Что с тобой? — Розмари застыла в дверях двухуровневого пентхауза с видом на залив, недавно купленного Люком. Он перебирал бумаги на обеденном столе.
— Ты потерял бумажник среди этого хлама?
— Нет, только приглашение, которое не собирался принимать.
— А что за приглашение? — поинтересовалась Розмари. — Если ты не собираешься его принять, зачем ищешь?
— Я не собирался принимать его. А теперь передумал. Чарли позвонил и попросил составить компанию его сестре Селии. Ее приятель по каким-то причинам не может, а я достаточно стар, чтобы не представлять угрозы в качестве соперника.
— О, и куда ты должен с ней пойти?
— На какой-то благотворительный концерт. По поводу стариков и домашних животных.
— Хоупвилл, — сказала Розмари.
Люк прекратил перебирать бумаги и посмотрел на нее. Голос Розмари прозвучал неестественно спокойно.
— Да. Что-то не так?
Розмари прошла в кухню, и сквозь приоткрытую дверь он заметил, как сестра налила себе стакан воды.
— Ты что, ничего не знаешь о Хоупвилле?
— Нет. А что, должен?
— Это было в газетах.
— Должно быть, я не обратил внимания, — сказал он. — А, вот оно.
Люк взял пригласительный билет с серебряной каймой и недовольно проворчал:
— Отлично. Именно так я и люблю проводить вечера — слушая противное пиликанье скрипок.
Розмари вернулась в столовую.
— Только потому, что у тебя абсолютно нет слуха…
— Знаю, знаю. Я же пообещал, что пойду. Чарли — хороший парень, и я не хочу огорчать юную Селию. В последний раз, когда мы виделись, она была прелестной маленькой девчушкой.