Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Сдобсен не лучился. Слишком он устал, работая над весенним настроением.
– К чему всё это круговерченье? – вздохнул Сдобсен. – То солнце, то жара, пень-колода-распогода… Покоя не дождёшься. Неужто никто не придёт меня навестить с горшочком масла и корзиной мягоньких, вкусненьких, горяченьких пирожков?.. И не мечтай, Сдобсен, – строго сказал он себе. – Тебя навещают только несносные времена года. Одно норовит проломить крышу снегом. Другое протекает дождём по всей трубе. Третье жарит солнцем в окна. Четвёртое оглушает птичьим гомоном в замочную скважину. Интересно, придёт ли пятое время вместе с добрым гостем и с корзиной сладких крендельков? Ну хотя бы с пудингом? Нет, никто не идёт. И вот стою я тут один, измученный погодой…
Более-менее устраивала Сдобсена только осень. Хлещет дождём, свищет ветром. Да ещё в лесу адский беспорядок наведёт, деревьев навалит и листья с них обдерёт. Неплохое время.
Осенью никто не обязан лучиться хорошим настроением. Все ходят с бледным видом и костерят погоду. Осенью Сдобсен иногда смеётся без натуги. Смех появляется сам по себе.
Сдобсен давным-давно завёл себе большую и светлую мечту. Он мечтал, чтобы с него началась новая книжка. И чтобы в самой первой фразе уже был Сдобсен. Один Сдобсен и больше ни-ко-го. И он бы жил да был и твёрдо знал: всё, что случится в книжке дальше, началось с него, со Сдобсена. Не будь его, вся история пошла бы иначе.
«Но только чур я буду в прологе совсем один, – мечтал Сдобсен. – Единственный и неповторимый Сдобсен из Приречной страны».
Иногда он прикидывал, как именно он будет открывать собой книгу. Например: сладко благоухает лето. Занавеска цвета изумрудной зелени чуть заметно елозит на ветру. Пригожий день. Не жаркий. Не холодный. Лишь лёгкая прохлада в тени.
«Я бы стоял и отражался в зеркале, – мечтал Сдобсен. – С таким героем книга увлечёт читателя с первой фразы. Все будут ломать голову, зачем я отражаюсь в зеркале. И что намерен делать дальше».
– Что такое? – вдруг спросил он вслух. – Что случилось? Началось?
Чутьё подсказывало, что началось.
Порыв ветра вздыбил занавеску и смял узор из коричневых кругов. Их нарисовала чашка Сдобсена в бытность занавески скатертью.
Он оглянулся в поисках чего-нибудь блестящего взамен зеркала. Придумано ловко, только вот жил Сдобсен без особого блеска. В его доме все вещи были пыльные, сальные, заляпанные, много раз пользованные. Некоторые – для стольких разных нужд, что уже и не вспомнить, чем они были изначально. Однако до блеска ни одна вещь не затёрлась. Занавеска, например, сначала была рубашкой. Она оказалась кусачая и ужасно натирала Сдобсену пузо – носить её было невозможно. Но и отдать жалко. Поэтому Сдобсен приспособил её под наволочку. А потом подумал, что как-то нерачительно спать на такой прекрасной материи, и постелил рубашку на стол вместо скатерти. Скатертью она послужила недолго – быстро заляпалась и промокла, и Сдобсен повесил её на окно для просушки. Там она и осталась висеть, на окне. И как её теперь назвать: занавеска? Сохнущая скатерть? Кусачая наволочка? Или рубашка, на которой жалко спать?
Впрочем, как ни назови, а на ветру она трепетала. Хоть окно было закрыто, но Сдобсен видел, что занавеска из бывшей скатерти из бывшей рубашки елозит по стеклу. Он сдвинул её в сторону и выглянул в окно.
Ярко светило солнце. Золотился и румянился погожий день, полный лесов, кустов и валунов.
Октава у себя в саду напевала песни. Пронырсен рубил в лесу дрова. Простодурсен булькал в речку камни, а Утёнок что-то ему кричал. Сдобсен унюхал запах свежих коврижек, растекавшийся из пекарни Ковригсена. «Так я и знал, – подумал он. – Все заняты своими делами, а меня как будто и нет на свете. Будь я им интересен, под дверью бы уже очередь из гостей клубилась».
Но очередь не клубилась. Все были при деле.
А Сдобсен всё начинал собой книжку. Наверняка рад-радёшенек, думаете вы, такая мечта исполнилась!
Нет, Сдобсен был совсем не рад.
Он собирался блистать с первой же фразы, неотразимый, задорный, весь из себя в своём репертуаре. Мечтал придумать себе для первых строк тысячу удивительных занятий. А придумал только одно – глазеть в окно. Больше ничего не придумывалось.
«Застрял ты тут как дурак приклеенный, ни туда ни сюда», – думал он. И чувствовал себя нелепым, несчастным, непоправимо одиноким неудачником в мокрых башмаках.
Сдобсен всё больше боялся, что новая книжка сейчас на нём оборвётся. Да и какая она теперь новая? Обтрюхалась, замурзалась. Неизвестно, найдётся ли что дальше рассказывать. Пока книжка больше похожа не на историю, а на опись грустных мыслей. Перечень огорчений. Закапанный слезами список бед и обид, такой только в помойку выбросить.
Сдобсен шмыгнул носом и размазал слёзы.
«Я пустое место, – думал он, – ноль без палочки. Ничего не умею, ничего не могу, от меня один вред. Я глупее семечка. Оно прорастает во что-нибудь путное. А я только замурзал ещё не начатую книжку, теперь она пойдёт вкривь да вкось.
Все вокруг нашли себе занятия по душе. И довольны как мухи. Им всё равно, что я в их делах не при делах. Им вообще плевать, жив я или нет. Они думают только о себе.
Как я устал стараться всем понравиться! – всхлипывал Сдобсен. – Остальных любят просто так. А мне приходится в лепёшку разбиваться, чтобы нравиться. Если я буду стоять тут и ждать их любви, то мхом порасту, пока они вообще вспомнят, что давно меня не видели.
Мука мученическая, а не жизнь, – думал Сдобсен. – Каждое утро изволь вылезать из-под одеяла, а потом ещё весь день из кожи вон лезь, чтобы с тобой было приятно дружить. В промозглый дождь тащись в пекарню Ковригсена. Там свои правила: не дуться и не злиться, всё нахваливать, слушать болтовню пекаря и кивать. А иногда ещё и платить за это приходится. Разве это жизнь?
Прибраться в доме, что ли?» – вдруг подумал Сдобсен. Но сил не было.
«Хоть бы настроение исправилось, – жалобно думал Сдобсен. – А то сейчас мне даже одеяло вытрясти не под силу. С другой стороны, чем в доме чище, тем быстрее он пачкается. На старой грязи новая не так видна».
Шпарило солнце, полоскалась на ветру кусачая скатерть, которая натирает пузо.
Сдобсену захотелось спрятаться с глаз долой. Оставаться в этой книжке он всё равно не мог. Он не справился.
Сдобсен залез под кровать.
Зажмурился изо всех сил.
Он надеялся стать маленьким и незаметным, как семечко.
Один любит тишь, другой – кавардак. Хорошо бывает и так, и так…
«Всё меняется, – думал Простодурсен, – всё течёт». Он стоял на берегу реки и сжимал в руке камешек. Простодурсену страсть как хотелось бросить его в воду: он обожал восхитительный звук «бульк» и не мог наслушаться им вдоволь. Но всё же решил этот камешек пока попридержать. Из всей кучи, что Простодурсен насобирал утром, остался один этот. Потом придётся новые искать.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
