Гаролд сказал довольно резко:
— Значит, мы будем вместе… как это говорится… пока смерть не разлучит нас.
— Гаролд, так нельзя! Развод — скверная штука. Но гораздо хуже жить в доме с родителями, которые не переносят друг друга. Слезы, ссоры, измены. Судебные иски без конца — и все из-за денег. Ты удивляешься, почему я взрываюсь каждый раз, когда ты тычешь мне в нос свои деньги? Это потому что я видела, что они делают с людьми. — Агнес перевела дыхание. — Я не позволю моему ребенку пройти через это.
— Это наш ребенок, Агнес. Наш. Забыла?
Она сказала с искренним отчаянием:
— Ты веришь мне, Гаролд, что ребенок твой и беременность — действительно случайность?
— Весь мой предыдущий жизненный опыт научил меня осторожности.
И только в этот миг Агнес поняла, насколько хотела, чтобы он поверил ей. Ее плечи поникли.
— Если мы поженимся, — сказала она тихо, — то будем связаны на всю жизнь. Это ужасно.
Гаролд с трудом проговорил:
— Неужели ты меня так ненавидишь?
Пытаясь быть предельно честной, Агнес ответила:
— Ты предал в ту ночь в Лондоне что-то очень важное. Поэтому я теперь не могу доверять тебе. Доверие — это основа всего. — Агнес поддала носком ботинка камешек. — Я не знаю, как отношусь к тебе. Но знаю, что меня ужасает мысль о браке без любви.
— У нас нет выбора.
Его голос стал жестким, и лицо, когда она подняла на него взгляд, было не мягче. Гаролд не пытался объясниться или извиниться… И не предлагал другого решения, кроме брака. Впрочем, отсутствие альтернативы было сутью проблемы с той минуты, когда она услышала от врача, что беременна.
— Знаешь, Гаролд, поедем назад, — предложила Агнес. — Впереди воскресенье, возможно, кому-то из нас придет гениальная идея и мы найдем другой выход из сложившейся ситуации.
— А ты действительно не хочешь выходить за меня замуж, да?
В его голосе не было и следа эмоций.
— Я больше не могу, — сказала Агнес звенящим от напряжения голосом и потянулась к поводьям.
— Ты отведешь лошадь в конюшню.
— Что ты сказал?!
— Агнес, ты беременна. Неужели полагаешь, что я позволю тебе прыгать через канавы? Или надеешься, что свалишься и решишь таким образом все проблемы?
Агнес взорвалась:
— Ты чего-то не понял, Гаролд Эванс! Я не твой подчиненный и не собираюсь исполнять твои приказы. Я очень хорошая наездница и нахожусь в отличной форме. Последнее, что мне может прийти в голову, — это подвергать жизнь моего ребенка опасности. — Выражение ее лица внезапно изменилось. — Ой, Испанец отвязался!
Гаролд резко обернулся, и в этот момент Агнес взлетела в седло с непринужденностью опытного наездника и послала Алариха прочь от Гаролда и Испанца, который конечно же и не думал отвязываться.
Гаролду не потребовалось много времени, чтобы догнать ее. Она лукаво улыбнулась.
— Старый прием — не думала, что ты на него поддашься.
— Браво, Агнес, — сдержанно сказал он. — Ты типичная женщина.
— Правда? — откликнулась она любезно. — Я хочу сказать тебе одну вещь: да, я беременна, но не намерена провести ближайшие семь месяцев на диване…
— За вышивкой.
Агнес рассмеялась.
— Я не знаю даже, каким концом иголки шьют.
— А когда должен родиться ребенок?
Улыбка исчезла с ее лица.
— В апреле.
— Ты говорила об этом кому-нибудь?
— Конечно нет.
Гаролд пробормотал:
— Жаль, что я… Ладно, к черту все это. Я проедусь до озера. Встретимся дома.
Он послал Испанца вперед, и жеребец понесся по полю. Он был удивительно красив. Агнес остановила Алариха и поглядела вслед всаднику. Гаролд тоже удивительно красив, подумала она неохотно. Ненавидеть его? Нет, как бы там ни было, она его не ненавидела.
Но он скоро сам возненавидит ее, пойманный в сети ненавистного брака. Замужем за Гаролдом всю оставшуюся жизнь — это равносильно смертному приговору.
Следующий день, как заметила Агнес, Гаролд непрерывно наблюдал за ней. Наблюдал, не делая при том попыток поговорить о чем-то, кроме пустяков. После позднего завтрака все четверо отправились на прогулку собирать охапки багровых листьев, чтобы украсить ими столовую. Затем Агнес немного отдохнула. К ужину она надела лиловое платье, облегающее бедра, и ела все подряд. Гаролд не стал задерживать ее, когда она пошла спать. А утром, когда Агнес отправилась кататься верхом, его нигде не было видно.
Но едва она спустилась вниз после ланча, неся сумки с вещами, Гаролд встретил ее в холле и довольно резко спросил:
— Ты будешь в Эдинбурге в следующие выходные?
— В среду я лечу на Мальту. Но в пятницу вернусь.
— Тогда давай пообедаем в субботу. Я буду в Эдинбурге по делам, и мы поговорим. Дай мне номер твоего телефона.
Просьба не привела Агнес в восторг. Тогда Гаролд свирепо проговорил, понизив голос:
— Агнес, ты носишь моего ребенка, так что же ты беспокоишься о номере телефона?
Моего ребенка…
Агнес продиктовала цифры. Затем, к большому облегчению, услышала, что Марк и Тереза идут попрощаться с ней. Она обняла обоих, поцеловала мать. Гаролд вежливо кивнул ей. И к моменту, когда Агнес села в такси, он уже исчез.
Моего ребенка… Значило ли это, что Гаролд верит ей? Но он даже не коснулся ее за выходные. Несмотря на ссоры, Агнес хотелось, чтобы он поцеловал ее на прощание хотя бы в щеку. Или, по крайней мере, взял за руку, признавая, что они теперь связаны. Секс, подумала она в отчаянии, вот и все, что сближало их. Единственная точка соприкосновения.
Если отнять это, что останется?
Гаролд позвонил в пятницу вечером и говорил так кратко и по-деловому, что Агнес показалось, будто она беседует с чужим человеком. Поскольку интересующие их темы невозможно было обсудить в общественном месте, Агнес пригласила его к себе на ланч.
В субботу утром Агнес сварила суп-пюре из индейки и сделала сырный пирог с луком-пореем. Затем надела брюки с белой блузкой и тибетский вышитый жилет, волосы убрала в аккуратный пучок. Брюки сидели довольно тесно. Стараясь подавить панику, Агнес накрыла на стол.
Ровно в полдень прозвенел сигнал домофона, и через несколько минут она открыла дверь Гаролду.
Он поставил сумку на пол. Его костюм был безупречен. И выглядел Гаролд так, как и должен был: опытный и безжалостный человек, который теперь благодаря ее беспечности получил власть над ней. По-прежнему не говоря ни слова, он протянул Агнес коробку.
Внутри лежала орхидея — бледно-розовые цветки с карминной сердцевиной, изящные и чувственные.
