Вдруг Марта замолчала и надолго задумалась.
— Какие мы глупые, Митя! Говорим о свадьбе, а ведь мой отец возненавидел тебя и не пускает на порог. А все эти странности и загадки в моей семье! И потом, я же убежала из дома… Меня, наверное, ищут. Я пока несовершеннолетняя и не могу распоряжаться ничем в своей жизни. Разве в такой ситуации женятся?
— Марта, все странности и загадки скоро исчезнут, совсем скоро, это я тебе обещаю. Через полгода тебе исполнится двадцать один год, ты станешь совершеннолетней и будешь сама себе хозяйка. Никаких непреодолимых трудностей в нашей жизни нет, успокойся. И кроме того, ведь дедушка Прохор благословил нас иконой, помнишь? Не нарушать же волю покойного…
— Митя, как хорошо, что ты рядом. С тобой я ничего не боюсь!
Марта прижалась к Мите, уткнулась лицом в его плечо и стала гладить непослушные Митины волосы. Он наклонился над ней и поцеловал завиток над ухом, потом нежную ложбинку на шее, потом родинку на плече. И они вновь занялись старым как мир делом.
Только к вечеру, почувствовав сильный голод, Митя и Марта решили подумать об ужине. Вернувшийся домой Петя застал их за чинной трапезой и с облегчением вздохнул — он боялся появиться в неподходящий момент. Они долго втроем сидели за столом, болтали, рассказывали смешные истории. К ночи Марта удалилась в Митину комнату, а Колычев постелил себе на клеенчатом диване в общей комнате, служившей в их холостяцкой студенческой квартире и столовой, и гостиной, и комнатой для занятий, и залом для танцев, и гостевой спальней. Обычно на этом диване ночевали задержавшиеся у них приятели.
Ночью Бурмина разбудил шорох и какие-то непонятные звуки. Он выглянул из дверей своей спальни. Мити на диване в общей комнате не было, а из-за закрытой двери второй спальни доносились смех и приглушенные голоса.
«Так я и знал», — подумал Петя.
Утром Дмитрий сам завел разговор на щекотливую тему.
— Мы с Мартой решили обвенчаться. А пока, Петька, я надеюсь на твое благородство.
— Ну что ж, поздравляю. А благородство мне теперь так и так придется проявлять, куда я денусь.
— Извини, но мне не нравится твой тон. Я люблю Марту. Люблю так, как еще никого не любил. И как ты понимаешь, я вовсе не собирался воспользоваться моментом…
— Полно, Митя. Не нужно этих долгих объяснений. Уж кто-кто, а я хорошо тебя знаю.
— Ладно, я, собственно, хотел поговорить не об этом. Марта не может оставаться у нас, все-таки нужно соблюдать условности и приличия. Она не понимает, что компрометирует себя. Марта очень наивная и доверчивая, ей и в голову не приходит, что она может стать героиней пересудов и погубить свою репутацию. Поэтому я сам позабочусь обо всем. Марту нужно поселить в каком-то приличном месте, но не в гостинице, там Багровы ее быстро разыщут. А кроме того, мне необходимо съездить в Варшаву, чтобы разобраться в ее делах, слишком серьезный оборот они приняли, а во время моего отъезда Марта должна быть в безопасности. Как ты думаешь, кого можно попросить о помощи?
— А если обратиться к Цегинским? Вот у кого Марта могла бы пожить, они ведь ей родня, и у них крепкий семейный дом. Уж Стефания Леонардовна позаботится, чтобы все приличия были соблюдены, будь уверен!
— Не знаю… Мадам Цегинская — дама своеобразная, с капризами. Да и Зосенька тоже та еще штучка. Марте там будет трудно.
— Да нет, Стефания тетка добрая, хотя с фанаберией, конечно. Ей можно будет кое-что рассказать, не все, но кое-что, чтобы она поняла, какая Марте грозит опасность. И будь уверен, Цегинские приютят твою невесту. А потом, ты ведь возлагаешь большие надежды на поездку в Варшаву, значит, будем ждать скорых перемен в судьбе Марты.
Вести переговоры с Цегинскими Петр вызвался сам. Он старался быть по возможности более дипломатичным — с одной стороны, нужно было уговорить семью Юры помогать Марте, взять ее в свой дом и терпеть в связи с этим определенные неудобства, с другой стороны, далеко не все можно было рассказать чопорной даме, дабы у нее не шевельнулась мысль о нарушении каких-то приличий.
Со своей сложной миссией Петя справился благополучно. После разговора с ним Стефания Леонардовна, озаботившись бедами несчастной сиротки, прибыла на Гороховую в собственном экипаже и увезла Марту к себе.
Но и Дмитрию пришлось встретиться с Юрием Цегинским и просить его еще об одном одолжении. Юруля, как называли его университетские друзья, был на юридическом факультете фигурой заметной, главным образом, потому, что считался настоящим денди и был приверженцем разных спортивных забав, популярных у светских молодых людей. То он ежедневно катался на роликовых коньках в скетинг-ринге, то создавал футбольную команду, то брал уроки бокса у заезжего английского спортсмена, то становился членом яхтклуба… И это в то время, когда другие студенты посещали тайные политические кружки и штудировали нелегальную литературу. Многим однокашникам казалось, что Цегинский — пустое и легкомысленное существо, и только самые близкие друзья знали, что Юра — добряк и никогда не откажет товарищу в просьбе.
— Я собираюсь ехать по делам в Варшаву.
— Да что ты? С какой радостью я сорвался бы из Петербурга и махнул туда вместе с тобой.
— Ты мне там очень бы пригодился. У тебя ведь в Варшаве много знакомых, родственников и друзей?
— Да половина Варшавы! Но, увы, я прикован к невским берегам… Знаешь, кроме яхт-клуба, я вступил еще в клуб велосипедистов. Замечательно интересное занятие — езда на велосипеде, у него большое будущее в России! Правда, сейчас дороги уже грязноваты, и в случае падения велосипедисту не позавидуешь…
Колычев понял, что придется перебить приятеля, чтобы вернуть разговор в нужное русло.
— Юруля, а ты не мог бы дать мне рекомендательное письмо к кому-нибудь из варшавян вашего круга, на случай, если мне понадобится там помощь?
— С удовольствием, если ты, конечно, не собираешься одалживать у них деньги. Все остальные виды помощи будут к твоим услугам. Я передам с тобой письмо и посылочку моей тетке Мелании, и будь уверен, тебе окажут столько помощи, что сам будешь не рад. Когда ты выезжаешь?
— Постараюсь отправиться завтра.
— Тогда поехали на Невский, купим сладостей в хорошей кондитерской, отвезешь их тетке вместе с письмом. Ты прав, без должных рекомендаций кое-кто в Варшаве не захочет и разговаривать с приезжим из России.
Письмо Юра вложил в изящный голубой конверт и протянул его Мите вместе с большой нарядной коробкой, украшенной ленточкой.
— Мелании Леонардовне Соколовской-Нагель, в собственные ручки от любящего племянника. Живут Соколовские на Маршалковской, рядом с большим угловым кондитерским магазином, ты легко найдешь.
— Тетушка проживает в Варшаве по соседству с кондитерской, а ты отправляешь ей сладости из Петербурга?
— Но это не просто сладости, это родственный привет. Уверяю тебя, ей будет приятно.
