– Что он сказал?
Она была права: то, как он насторожился, доказывает, что сводная бабка не единственная женщина, причинившая ему неприятности.
– Не много. Только то, что она порвала с вами.
– Он ничего больше не сказал?
– Нет. Он даже не назвал ее имени.
Раз Стюарт продолжает задавать вопросы, значит, девушка была не просто подружкой, здесь кроется что-то более… серьезное. Возможно, эта девушка разбила ему сердце.
– Доктор Тишель был пьян и болтал всякую ерунду. Он сплетник.
Пейшенс не была в этом уверена: похоже, что доктор повторил то, что всем давно известно. Она уже собралась расспросить Стюарта, но он поднял руку со словами:
– Послушайте.
Оркестр играл попурри из джазовых мелодий. Музыка навеяла мысли о ритмичных покачиваниях в объятиях друг друга. Одного взгляда на Стюарта, на его потемневшие глаза было достаточно, чтобы сказать ей, что он подумал о том же.
– Давайте потанцуем, – предложил он, поставив бокал на стол.
У нее по позвоночнику пробежал трепет. Рука сама по себе оказалась в руке Стюарта.
– Не все ли равно, где танцевать, – пробормотал он, притянув ее к себе.
Ей было все равно… лишь бы ощущать его крепкие руки.
«Ты – конченый человек», – подумала она и… положила голову ему на плечо.
– Я в первый раз танцую не на высоченных каблуках, – сказала она. – Чувствую себя коротышкой.
– Можете встать на цыпочки, – прогудел он ей в ухо.
– Не стоит, все замечательно. – Прикрыв глаза, она погрузилась в блаженство. Кто знает, когда удастся насладиться еще одним таким же моментом?
– Вы все-таки не настолько мне доверяете, чтобы рассказать правду о себе? – И это после того, как она поделилась с ним своим прошлым…
– Я доверяю. Впервые за долгое время я доверяю кому-то.
Они молча двигались в танце. Пейшенс забылась в музыке, в тихом дыхании Стюарта. Их ноги, тела были в полном согласии. Крыша, улица внизу, весь город – все куда-то исчезло, есть только она и Стюарт.
Мелодия закончилась, и теперь послышались печальные аккорды увертюры «1812 год»[7]– сигнал к тому, что фейерверк вот-вот начнется.
– Глория, – неожиданно прошептал Стюарт. От этого имени у Пейшенс внутри похолодело. – Девушка, которая бросила меня. Это была Глория.
Глава 8
Великий Боже.
– У вас была связь с женой вашего дедушки? – Глория ведь вышла за человека на шестьдесят лет ее старше. Вполне естественно, что она могла обратить свой взор на кого-то молодого и мужественного.
– Никакой связи не было.
У нее упало сердце.
– Она бросила вас ради деда… Ей нужны были деньги.
– Да. – Он быстро отстранился. – Я должен был понять. Она гонялась за мной… это могло бы меня насторожить.
– Почему? – Пейшенс не поняла. Женщины должны вешаться на Стюарта.
Он засмеялся:
– Астматик, неуклюжий парень, не забывайте, – и поспешно добавил: – Это было почти пятнадцать лет назад. Когда дело касалось свиданий, то я был довольно беспомощным. Глория же… скажем так – она повзрослела на несколько лет раньше. Когда она стала проявлять ко мне интерес, я счел себя счастливейшим парнем на свете. Мне не терпелось представить ее дедушке Теодору. Это было глупейшей ошибкой. Зачем ей безмозглый внук, когда можешь заполучить золотую жилу? – Горечь в его голосе досказала всю историю. И глаза тоже. Он хочет превратить предательство в шутку, но Пейшенс чувствовала, как ему больно. Глаза выдают все – это он сам сказал.
Он вернулся к кофейному столику.
– Хотя если говорить честно, то дедушка Теодор тоже хорош. – Схватив бокал с вином, он осушил его до дна. – Но я даже в чем-то ему благодарен: они с Глорией преподали мне ценный урок.
– Быть осмотрительным в том, кому доверять?
– Вот именно. Я дал себе слово, что никогда – ни за что! – снова не попадусь на обман. Вскоре после этого я приехал сюда, к Ане.
Теперь-то Пейшенс поняла, почему его подозрительность распространилась на нее. Как и она, Стюарт тоже построил вокруг себя невидимую стену.
Он поделился с ней своей тайной. Подумать только – он раскрыл ей то, что никому не было известно. Слезы набежали ей на глаза – он оказал ей доверие. Та малость, которая осталась от стен, защищавших ее сердце, рассыпалась и превратилась в пыль.
Здравый смысл говорил ей, что такая женщина, как она, и мужчина, такой, как он… В лучшем случае они могут быть вместе временно. Но… забыта необходимость сохранять дистанцию… и она провела пальцами по его скуле.
– Глория была дурой, – прошептала она, надеясь, что он прочтет в ее глазах то, что она не сказала.
– Вы уверены? – прошептал он в ответ. Он спросил не про Глорию, а про нее. Спрашивал, уверена ли она, что захочет перейти линию, к которой оба подошли.
Ответ должен быть «нет», но… их губы слились в поцелуе, и Пейшенс растворилась в его руках.
Вдалеке взрывы фейерверка грохотали над рекой Чарлз.
Первое, что почувствовала Пейшенс утром, как что-то давит ей на грудь. Она открыла глаза – рядом с ней спал Стюарт, прижав ее рукой. Пейшенс улыбнулась. Она ожидала, что утром ей будет неловко, что будет сожалеть, но нет – она счастлива. Так счастлива, что сердце не умещается в груди.
Стюарт придвинулся к ней еще ближе.
– Доброе утро, – пробормотал он сонным голосом. – Я тебя вижу. – И, заморгав, уставился на нее.
– Я тебя тоже вижу.
– Я хочу сказать, что могу тебя видеть. Я заснул, опять не вынув линзы.
– И это часто случается?
– Часто. – Он перекатился на бок. – Но на этот раз виновата ты.
– Я? – Пейшенс тоже повернулась на бок, чтобы видеть его лицо.
– Угу. Ты меня отвлекла.
– О! Я не услышала никаких жалоб ночью.
– И утром тоже не услышишь.
Они лежали, прижавшись друг к другу, рука Стюарта – вокруг ее талии.
– Слушать шутки о моих очках я не желаю.
– Мне нравятся твои очки. В них ты похож на хипстера и такой сексуальный.
Стюарт засмеялся. Какой у него заразительный смех! Она готова слушать это каждое утро.
– На самом деле? – спросил он.
– Мне все равно, носишь ты очки или нет. Ты можешь даже надеть себе мешок на голову. Нет, не надо мешок. Мне нравится твое лицо.
– А мне – твое, – сказал он.
