Первое, что сделала она как домработница, – это покрыла сверху мебель. Ей казалось немыслимым, что такая красота может запылиться.
Был чудесный летний вечер, словно созданный для того, чтобы сидеть и любоваться звездами. Почти полная желтая луна висела в безоблачном небе. Синий сигнальный огонь наверху башни-небоскреба Джона Хэнкока сообщал о хорошей погоде.
Стюарт открыл бутылку вина.
– Не возражаете? – спросил он. – Если хотите, есть вода…
– Нет-нет, лучше вино, – согласилась она, пусть от этого обстановка и будет похожа на свидание. – Ведь сегодня праздник.
– Конечно. Что за День независимости без тоста за свободу?
Пейшенс подошла к краю крыши и оглядела раскинувшийся перед ней город, мозаику крыш и светящихся окон.
– По-моему, отсюда видно ваш кондоминиум. Вон там. – Она указала на дом-башню вдалеке. – Но я не помню, чтобы разглядела крышу дома Аны с террасы.
– Нам придется как-нибудь помахать друг другу, чтобы проверить. – Он встал рядом с ней с бокалами вина в каждой руке. Передав ей бокал, он поднял свой со словами: – За свободу.
Пейшенс улыбнулась и тоже подняла бокал.
– Когда вы переезжаете?
– Думаю, в конце месяца. Я хочу убедиться, что Ана нормально передвигается, чтобы не перекладывать на вас всю тяжесть.
Пейшенс не питала иллюзий на свой счет – он привязан к своей тете, а… не к ней. Она уставилась в бокал, чтобы глаза ее не выдали.
– Что-то не так?
– Да нет, все так. Я просто подумала, что конец месяца не за горами. Ана расстроится, когда вы уедете.
– Ана? – Он придвинулся к ней, не давая возможности отвернуться от него.
Он ведь догадался, что она имеет в виду и Ану, и себя.
– Перестаньте. Вы же знаете, что она вас обожает. Она очень переживает, что лежит в больнице, когда вы приехали пожить у нее.
– И я переживаю, – ответил он. – Видеть ее в больничной палате… Я думаю о том, как она стареет. И какая слабая. – И добавил, глядя в бокал: – А мне хочется думать, что она всегда будет здесь.
– Мы склонны желать, чтобы люди, которых мы любим, никогда нас не покидали. Я вот хочу верить, что Пайпер будет частью меня всегда, но ведь ког да-то у нее начнется собственная жизнь. И уже началась.
– Вы так это произнесли, словно она забудет о вашем существовании.
– Забудет? Нет, конечно, но у нее появятся другие интересы помимо старшей сестры.
– Вы будете заняты собственными делами и этого не заметите.
Какими делами? Уборкой?
– Да, но для Пайпер я хочу… Я хочу, чтобы у нее было все. Любовь, семья, дом.
– Почему у вас не будет всего того же?
Достижимо ли это? Легче желать счастья для Пайпер.
– Может, когда-нибудь у меня это будет, – ответила она, уткнувшись носом в бокал с вином. – Пока что я довольна тем, что имею. Работой у Аны.
– Вы сами знаете, что заслуживаете большего. Разве не так? – Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
Когда он мил и нежен, как сейчас, то разделяющая их граница расплывается, а трещины в невидимой ограждающей ее стене становятся шире. Очень скоро не останется стены, чтобы защитить ее.
– Может, когда-нибудь что-нибудь и произойдет, – с улыбкой сказала она, отошла от него и стала смотреть вниз на эспланаду, на пространство зелени вдоль реки Чарлз. – Вы правы, это лучшее место для пикника. Можно увидеть Хэтч-Шелл, – продолжила она, ухватившись за безопасную тему, и указала на открытую сцену и площадь, сияющую от подсветки прожекторов на грузовиках телевидения. Я даже слышу музыку.
– Неудивительно. Мы находимся достаточно близко. – Вдруг музыка зазвучала громче – это Стюарт нашел на радиоприемнике ту же самую программу, которую транслировало телевидение с концерта на площади. – Похоже, что концерт только начался. До фейерверка еще много времени.
– Знаете, – заметила Пейшенс, отходя от перил, – а я ведь никогда не видела фейерверка в честь Дня независимости, так сказать, вживую.
– Да что вы?
– Да. Пайпер боялась громких звуков, поэтому мы оставались дома и смотрели фейерверк по телевизору.
– А когда вы были ребенком? Простите. – Он понял свою оплошность, как только задал вопрос.
– Все нормально. Пришлось пропустить много чего. – Она взяла тарелку и положила себе еду. – А вы? Что ваша семья делала в День независимости?
– Ничего. Я был в лагере, учился, как выживать в диких условиях. К примеру: как в походе не потерять ингалятор.
Она засмеялась.
– Я не шучу, – сказал Стюарт. – Как-то летом я дважды его терял. Он вываливался у меня из кармана.
– Простите, но мне трудно представить вас неуклюжим астматиком.
– Напомните мне показать мою школьную выпускную фотографию.
– Ну, сейчас вас точно неловким не назовешь.
– Спасибо. – Он улыбнулся ей так, словно не поверил. Неужели он не знает, какой он есть?
Они ели в молчании, паузу в разговоре заполняла музыка. Пейшенс не переставала удивляться тому, как спокойно ей быть рядом со Стюартом. Ни разу она не почувствовала, что он мысленно раздевает ее.
В горле образовался ком, и она потянулась к бокалу с вином. Сейчас не время для слез.
– Интересно, а как проходит праздник у Аны?
– Уверен, что все замечательно. – Стюарт улыбался, вытирая жир с пальцев. – Наверняка она и ее приятельницы заняли застекленную террасу и пристроили для обслуживания персонал. Не удивляйтесь, если завтра мы узнаем, что вся больница плясала под их дудку.
– Почему вы не поехали к Ане на праздник? – спросила она.
– Я обещал вам пикник за то, что осмотрели вместе со мной кондоминиум.
– Пикник можно было устроить в другое время. – У него уж точно было чем заняться помимо того, чтобы проводить вечер с ней.
– Нет. Я ведь сказал, что покажу вам самое лучшее место, откуда виден фейерверк. К тому же я хотел это сделать.
Она не должна так реагировать на его слова! Но волнение подавить не удалось. Стюарт выбрал ее!
– Надеюсь, ваши друзья не очень расстроились.
– Обойдутся. – Он уставился в бокал, словно раздумывая, сказать что-то еще или нет. – У меня… не много друзей. Близких, я имею в виду.
– Вы меня удивляете.
Он поднял голову.
– Почему? Разве вы не успели заметить, что я с подозрением отношусь к людям?
Это из-за Глории? Видно, сводная бабушка здорово ему насолила. Или был кто-то еще, оскорбивший его? Может, та женщина, которая его бросила?
– Доктор Тишель сказал мне о вашей бывшей подружке.
