Я решил кричать леопардом не случайно. С одной стороны, это был понятный сигнал для Бахадура, а с другой — такой крик не должен был вызвать у тигра подозрений. Удобно устроившись на земле и сняв ружье с предохранителя, я подал сигнал. Через несколько секунд Бахадур начал стучать. Едва только раздался этот шум, как кусты раздвинулись, величественный тигр вышел на просеку и остановился. Десять лет я пытался заснять тигров на пленку, и, хотя я неоднократно видел их вблизи, ни разу мне не удавалось осуществить задуманное. А теперь на открытом месте в двадцати ярдах от меня, не закрываемый ни единым листочком или травинкой во всем сиянии освещаемой ярким солнцем шкуры стоял в своем зимнем наряде изумительный зверь. Случалось, что я выслеживал зверя часами и днями, а подобравшись, вскидывал ружье, прицеливался и вдруг нарочно спугивал его взмахом шляпы, доставляя себе удовольствие видеть, как животное удаляется невредимым. И сейчас я сделал бы то же самое с большим удовольствием, но это вряд ли было бы правильно. Дело было не только в Мэгги. Шер Сингх и другие мальчишки пасли свой скот в этих джунглях, а деревенские женщины и дети собирали там хворост. Этот тигр пока еще не нападал на людей, но его демонстративное поведение внушало страх и настораживало — так было недалеко и до несчастья.
Стоя на просеке, тигр минуту или две то смотрел по сторонам, то оглядывался в сторону Бахадура. Потом он лениво пересек просеку и двинулся вверх по склону вдоль левой стороны оврага. Я сопровождал его, держа на прицеле с того момента, когда голова тигра раздвинула кусты, и нажал на спуск, как только она оказалась на одном со мной уровне. Не думаю, что тигр успел что-то подумать или услышать выстрел. Лапы зверя подогнулись, он осел назад и затих у моих ног.
Случай второй
После смерти его высочества магараджи[17]Джинда, ушедшего в расцвете сил и всеми любимого, Индия лишилась одного из лучших своих охотников. Магараджа управлял территорией в 1299 квадратных миль, на которой проживало 324.700 жителей. Имея огромные доходы от сдачи земель и угодий в аренду, магараджа был одним из самых непритязательных людей, с которыми мне посчастливилось встречаться. Он увлекался выучкой охотничьих собак и охотой на тигров. И в том и в другом деле ему практически не было равных. Когда мы впервые повстречались, на его псарне насчитывалось четыреста собак. Я не уставал восхищаться его терпением и добротой, когда он их обучал, а потом натаскивал в поле. Лишь однажды я слышал, как магараджа повысил голос и ударил собаку арапником. Вечером за обедом магарани[18]спросила магараджу, все ли собаки работали в поле хорошо, на что он ответил: «Нет, Санди не слушался, пришлось задать ему хорошую трепку».
В тот день мы с магараджей охотились на птиц. По длинной полосе джунглей, перемежавшихся кустарником, развернутым строем двигались люди и слоны. Производя максимальный шум, они гнали дичь в нашем направлении. В конце этой полосы был открытый участок шириной около пятидесяти ярдов. Мы с магараджей стояли на его краю неподалеку друг от друга, а позади нас росла невысокая трава. Слева от магараджи в ряд сидели три молодых лабрадора — золотистый Санди и два черных. Загонщики подняли черного кеклика, и магараджа, подстрелив его над открытым пространством, послал за птицей одну из черных собак. Тут низко над нашими головами пролетела кустарниковая курица, и я уложил ее на траву позади себя. Вторая черная собака бросилась за ней. Неожиданно откуда-то вылетели несколько павлинов; услышав выстрелы, они метнулись влево и скрылись из виду. Из своего укрытия выскочил заяц и бросился прямо на магараджу, который в тот момент отвернулся, чтобы что-то приказать слуге. Заяц круто повернул под прямым углом и промчался прямо передо мной. Подождав, когда он отбежит как можно дальше, так как, когда охотишься с молодыми собаками, нежелательно портить дичь, я выстрелил. Заяц развернулся и, проскакав перед нами, упал в тридцати ярдах справа от магараджи. Как только он упал, Санди рванулся вперед. «Санди, Санди», — пытался удержать его магараджа, но пес ничего не слышал. Два его товарища принесли птиц, и теперь он считал, что настал его черед. Ничто не могло его остановить. Пес мигом домчался до зайца и принес его мне. Потом он снова вернулся на место у ног хозяина. Но ему было приказано взять зайца снова с того места, куда я его положил, и отнести магарадже. Магараджа не принял зайца. Он заставлял Санди класть все правее и правее от того места, где стоял, до тех пор, пока заяц не оказался на той же точке, откуда собака взяла его первый раз. Тут Санди было приказано положить добычу на место. С обвисшими ушами Санди снова вернулся к хозяину, и за зайцем послали другую собаку. После этого магараджа отдал свое ружье слуге, взял у него арапник, взял Санди за загривок и «задал ему трепку». Правда, эта трепка была не для Санди, поскольку ни один удар ему не достался, а для травы вокруг него. Когда вечером магараджа рассказывал жене о прегрешениях Санди и наказании, которое тот понес, я взял у интенданта блокнот (магараджа был совершенно глух) и написал: «Хотя Санди сегодня посмел вас ослушаться, это лучшая собака Индии, и он выиграет следующий открытый чемпионат среди охотничьих собак». В конце того же года я получил телеграмму от магараджи, которая гласила: «Вы были правы. Санди выиграл открытый чемпионат».
Дни становились длиннее, а солнце припекало все жарче. Однажды утром, поднявшись очень рано, я прошел десять миль и прибыл в лагерь магараджи в Мохане как раз в тот момент, когда он вместе со всей семьей собирался завтракать. «Вы пришли вовремя, — сказал магараджа, когда я сел за стол, — мы как раз собираемся поохотиться на старого тигра, который водит нас за нос вот уже три года». Я уже слышал об этом тигре и знал, как сильно магараджа желал перехитрить и убить этого зверя. Поэтому, когда он предложил мне самый лучший из трех маханов, сооруженных на этот случай, и винтовку, я отказался, сказав, что предпочту быть зрителем. В десять часов магараджа с магарани, двумя дочерьми и их подругой и я поехали на автомобилях по той же дороге, которой я пришел в то утро, к месту, откуда должна была начаться облава.
Участок, на котором было решено ее устроить, представлял собой долину, глубоко вдававшуюся в предгорья. По ней, извиваясь, протекал небольшой ручей, а с обеих сторон тянулись холмы высотой до трехсот футов. В нижней части, там, где ее пересекала дорога, ширина долины составляла около пятидесяти ярдов, полумилей выше она тоже сужалась до пятидесяти, а между двумя этими точками долина расширялась до трехсот — четырехсот ярдов. На этом густо заросшем участке земли площадью в несколько сотен акров, как предполагалось, и залег тигр с тушей убитого им накануне буйвола. В возвышенной части долины с правого холма спускался небольшой отрог, здесь на дереве был устроен махан, с которого просматривалась вся долина и склоны холмов по обе стороны от нее. Два других находились тоже на деревьях, расположенных в тридцати ярдах друг от друга на противоположном берегу ручья, делавшего в этом месте поворот почти под прямым углом.
Оставив машины на дороге, мы направились к лощине пешком, сопровождаемые главным шикари и егерем, ответственным за организацию охоты. Так мы дошли до места, справа от которого находилось предполагаемое логово тигра. Магараджа с оруженосцем засели в махане на отроге, а четыре дамы и я перешли ручей и расположились на двух других. Шикари и егерь вернулись обратно, чтобы начать облаву.
