Двери лифта открылись сами, не понадобилось нажимать никакие кнопки, незримый лифтер, услужливо оставаясь в тени, доставил гостя на нужный этаж. В квартиру он тоже проник легко, словно всю жизнь здесь бывал — просто достал из кармана ключ, отомкнул замок и прошел в гостиную.
Там на паласе из овечьей шерсти стояли трое людей: Славян, Коля — Ирокез и убитый семь лет назад Маратом спецназовец. Они были одеты в серые балахоны из грубой мешковины с капюшонами, в их руках покоились мертвые, полностью замотанные мумификационными бинтами дети. Только детские лица оставались свободными, но при том покрытыми бронзовой или золотой пудрой.
— Ты не это ли ищешь, приятель? — Слегка отодвинув назад капюшон и кивая на своего ребенка, спросил Славян, как-то неприятно скаля почерневшие на том свете зубы. — Хочешь мою тайну украсть, чтобы стать неуязвимым? Соскочил тогда, на озере, с Зеленой мили Шаолиня и, думаешь, навсегда спасся? Да, думаешь? А мы вот тебя тут ждем, никуда не отлучаемся, заботимся о твоем будущем, так сказать… Страшно тебе?.. Вижу, что страшно, но ты еще настоящего страха не знаешь: среди живых его нет.
— Погоди стращать гостя, — вступил в разговор Ирокез, — он не к тебе пришел. Ты свое дело сделал, напакостил всем, даже собственной женщине. А Маратка-то все исправить может, если соблаговолит, конечно… Только на него наша надежда, верно, служивый?
Николай обернулся к милиционеру.
— Что скажешь? Не молчи, будто в деле не принимал участия: вставь на место кадык и вымолви что-нибудь умное.
— Не смейте трогать чужое! — Взвился вдруг Славян, корча одутловатым, пористым лицом ужасные гримасы. — Он мой, и я его не выпущу! Кровь у него теплая, а мне здесь холодно, очень холодно — пусть даст один глоточек, пусть позовет меня по имени…, ну, пусть позовет!..
Он жутко, протяжно завыл, клацая черными зубами, пуская нитями слюни, закатив до белков глаза.
— Не вздумай! Молчи, ради всего святого! — Заорал на Марата Ирокез. — Тут тебе нельзя говорить ни слова. А ты заткнись, вампир недоделанный, не то я тебя сам заткну! Ты знаешь как…
Николай поднял ребенка на уровень своего носа, потянул ноздрями воздух, словно принюхиваясь к малышу и предвкушая инфернальное пиршество. Затем покачал головой и заговорил:
— Отгадай загадку, друг. Три маленьких мальчика повешены на Эйфелевой башне. У одного во рту ржавая уключина весла, у второго, — Ирокез скривился, — скальпель, у третьего — велосипедный звонок. Двое повешены за шею, третий — за подмышки. Этот третий — хитрый паук-трупоед, он просто притворяется мертвым, выжидает, чтобы сожрать тела двух первых, когда те начнут разлагаться и сделаются мягкими. Для тебя он тоже приготовил веревку, но пока не было удобного случая ее накинуть. Узнай, кто третий и приведи его сюда: тогда освободишься сам и освободишь нас.
Ирокез выпустил из рук тело обвитого бинтами мальчика. Оно с треском упало на пол и разлетелось вдребезги на сотни гипсовых осколков, разрывая ими белые тряпичные полосы.
— Все, тебе пора. Представление окончено. — Николай хмыкнул, довольный произведенным эффектом. — Просыпайся-ка, не то Славик тебя разжалобит, и ты его покормишь. Но тогда останешься тут с нами навеки. Он-то доволен будет, а я не очень: хочу умереть по-человечески, с концами…
Ирокез вдруг со всего размаха ударил кулаком Славяна по голове, которая грянула колоколом, сотрясая помещение и мертвецов своим низким, на пороге инфразвука гулом. Комната покачнулась, ухнула куда-то вниз, Марат потерял под собой опору и полетел вслед за ней. Потом ударился ребром обо что-то твердое, перевернулся и сел, упершись макушкой в потолок.
Символика сновидений
— Вот это да!.. Сильно ушибся? Погоди, не двигайся, сейчас я тебе помогу…
Марина, соскочив с кровати, принялась раскручивать обмотанный вокруг Марата шерстяной плед. Он был в него упакован, как бабочка в куколку: плотно и основательно, по самые уши.
— Ну, перестань дрыгаться, тебе говорят — только мешаешь! Сначала отбирают у девушки последнюю теплую вещь, потом лягаются жеребцом, взбрыкивают, удаль показывают, позабыв снять путы и попонку.
— Я не нарочно… — Сконфуженно произнес из-под стола тот, уклоняясь от давящей на голову столешницы. — Нужно было меня разбудить и отторгнуть покрывало обратно. Замерзла?
— Нет. Пришлось, правда, тебя двигать, чтобы залезть под одеяло, но зато мне сны такие не снились.
— Сны?
Марат высвободил из плена обе руки и, опершись об пол, встал на ноги.
— Что ты имеешь в виду?
— То и имею: тебе всю ночь кошмары снились. Ты кого-то звал, ворочался, стонал. Один раз просыпался, шарил по темноте ладонями, чуть с меня кофточку не стащил…
Марина вновь села на кровать.
— Знаешь, я перепугалась до смерти…
— Как ты могла подумать! Мне…
— Никак я не могла подумать! — Резко перебила его девушка. — Никак и ничего, кроме того, что у тебя сейчас сердце остановится! Оно уже почти не билось, только едва угадывалось! Ты ни на что не реагировал, даже на мой крик!
Она тихо всхлипнула, вспомнив пережитую ночь.
— Я тебя растирать стала прямо через одежду, искусственное дыхание делать, но ты лежал, словно покойник с открытыми глазами и мышцы твои каменели… Потом вроде оттаял… Ближе к рассвету…
Марина провела пальчиком по ресницам. На нем осталась мокрая полоса от набежавших слезинок.
— Ты хоть искусственное дыхание-то рот в рот делала?
Марат почесал в затылке и заинтересованно воззрился на собеседницу. Ему показалось, что с помощью такого нехитрого хода он разрядит обстановку, которая сейчас складывалась не лучшим для него образом. Беспомощные разного рода валяния всегда выставляют мужчину в его же собственных глазах эдакой размазней, даже если причины тому бывают самые серьезные.
— Наверняка, рот в рот.
Он уважительно повел подбородком.
— Потому и спасла меня от скорого переселения в сады Эдема. Когда такая гарная дивчина припадает к тебе своими устами — безносая убирается подобру-поздорову, бессильно изрыгая проклятия и по-щенячьи подвывая. Ее кривой рот не может составить конкуренцию трепетным, жарким лобзаниям юной испуганной девы.
— К нам приехали Веселые Человечки…
Марина вздохнула, будто разговаривала с умственно отсталым субъектом, не отдающим себе отчет в произошедших событиях.
— Он лобзаниями, оказывается, грезит, Незнайка несчастный… Даже и не мечтай — я тебя реанимировала иным способом: менее романтическим, но не менее действенным. Ручками твоими поработала, как помпой — воздух в легкие и потек…
Она продемонстрировала в пространстве технический прием оказания первой помощи пострадавшим.
— И на Эдем старые ловеласы, типа тебя, напрасно надеются. Гореть им в адском пламени вместе с их «почтенными солохами». Если, конечно, вовремя за ум не возьмутся…
