Глава первая
Они шли уже десять дней, когда однажды вечером, изучая по карте предстоящую назавтра дорогу, Лукреция заметила:
– Мы как раз будем проходить мимо Болотиса. Я бы хотела посмотреть на отчий дом и могилу моих родителей.
У Полисены не было никакого желания удлинять путь, даже если пришлось бы чуть-чуть свернуть, но она понимала, что поступит слишком эгоистично, если откажет подруге. Ведь Лукреция, с тех пор как они встретились, только и делала что помогала Полисене в поисках и из-за этого изменила многим своим привычкам.
– Пойдем, конечно, я тоже хотела бы посмотреть на твою родину, – покривила душой она.
На следующий день они свернули с главной дороги и пошли вдоль унылых равнин, единственной растительностью которых были пучки низкорослых камышей.
Примерно через час девочки прибыли в Болотис. Село казалось заброшенным. На улицах никого не было; все дома почти развалились, без окон и дверей, с пустыми пыльными комнатами, в которых беспрепятственно плели свои паутины пауки.
Полисена невольно содрогнулась и тут же сравнила все это с оживленными улицами Камнелуна, цветочными садами, виднеющимися из-за стен, плеском подпевающего ласточкам фонтана на площади и двором дома Доброттини, по которому то и дело ездили повозки и сновали слуги, сгружающие мешки с товаром; она вспомнила шумные игры и ссоры сестер с подружками.
Как ни старалась, Лукреция не смогла найти дом своих родителей. Когда Жиральди ее увез, ей было всего два года и она ничего об этом не помнила. Все, что ей было известно о ее семье, рассказал сам старик. Единственным материнским объятием, которое она помнила, было пушистое объятие Бьянки, большушей собаки, матери Рамиро, – она прижималась к ней вместе со щенком зимними ночами.
В этом поселении призраков единственным сохранившимся зданием была церковь.
– Старик всегда говорил, что узнал мое имя из приходских книг, – рассудила Лукреция. – Может быть, они еще там? Войдем внутрь!
Деревянная дверь была закрыта, но когда Полисена толкнула ее, она отворилась, скрипнув петлями.
– Рамиро, Ланселот! Подождите на улице и посмотрите за другими животными. Мы вернемся через несколько минут, – сказала Лукреция.
Они вошли в церковь, перекрестились, торопливо преклонили колени и направились к единственной двери, что виднелась сбоку, – она вела в ризницу. В комнате царил порядок, если не считать толстого слоя пыли, покрывавшей все вокруг: застекленные шкафы, стол, медные подсвечники, черную накидку священника, до сих пор висевшую на вешалке… Но где же книги?
Полисена, которая часто бывала в ризнице камнелунской церкви вместе с ма… вместе с женой купца – они приносили на июньский алтарь лилии из своего сада или воск для свечей, – уверенным шагом направилась к шкафу с церковной утварью. Внутри него, возле аккуратной пыльной стопки стихарей, девочки обнаружили огромную книгу с пожелтевшими пергаментными страницами.
Лукреция осторожно подняла тяжелую книгу, а Полисена протерла уголок стола рукавом курточки.
Они стали аккуратно листать ветхие страницы. Записи священника прерывались в сентябре месяце года Великой Чумы. Полисена была потрясена последними строками, написанными неровным почерком:
«Все умерли. Пришлось позвать могильщиков из Ленагро, чтобы похоронить последних семерых. К счастью, вчера здесь проходил Жиральди и забрал с собой девочку Рамузио. Я все равно не смог бы ей помочь. Вот уже десять дней как я не встаю с постели. Уже все тело покрылось бубонами. У меня жар. Может быть, я и до завтра не доживу. Игумен монастыря Милосердия из Ленагро пообещал похоронить меня через несколько дней. Господи, помилуй мою душу!»
Пролистав семь страниц назад, Лукреция нашла запись, которую искала:
«Сегодня, двенадцатого августа 17…, в этой церкви я окрестил именем Лукреция Мария Элеонора Адалинда первую дочь моих прихожан Эгберта и Терезы Рамузио».
Влажное пятно размыло последние две цифры даты. Но их нетрудно было восстановить, потому что Жиральди, прочитавший эти строки много лет назад, всегда рассказывал Лукреции, что она потеряла родителей в два года.
