Она улыбается и освобождает мне место. Болтаем. Заканчивается все рассуждениями певицы, что в любви нет разницы, кто ты есть: женщина ли с мужчиной, мужчина с мужчиной или женщина с женщиной.
— Конечно, — говорю я, но не знаю, о чем и думать.
Деликатно избегаю рук, которые ко мне тянутся; Мишью скрывает разочарование за ослепительной улыбкой. Я слышу, как она говорит хрипловато:
— Нет проблем.
Думаю, что теперь можно извлечь блокнот, если только под кроватью уже не завалялся один, и просить ее рассказать историю, какую-нибудь историю, лишь бы она не касалась меня.
В шесть утра смотрю на Мишью, которая переоделась и застегивает на Гилде ошейник. Низким голосом певица спрашивает адрес и разрешения позвонить в «Радиотакси».
Слышу, как на пороге лает собака, и дверь бесшумно закрывается.
28
Новая глава
Уже час она ходит, раскуривает и тушит сигареты, разглядывает машины на окружной дороге, их владельцы спешат за развлечениями. «Невозможно найти любовь, — думает Венна, — есть она или нет, можно подумать, в жизни делать больше нечего, кроме как ее искать».
Двое суток без сна. Измученные зеленовато-голубые глаза припудрены «Вим Клорексом»; ноги кажутся тоньше в блестящих черных колготках; во внутреннем кармане сумочки припасена склянка сверхмягкого шампуня, который она вчера украла в супермаркете. Венна неделю не мыла голову, и от геля волосы немного слипаются.
Некоторое время назад, в Базарном переулке, Глория спросила, не думала ли девушка, что когда-нибудь умрет. Ну и вопрос. Может, она никогда не думала, что выживет? Однако об этом Глория не спросила.
Черт с ней! На глупые дилеммы нет времени. Дышишь — уже хорошо, жива — тоже хорошо, особенно после того жирного психопата Фредди ЛаМоля, который прошлой ночью гнался за Венной через весь город, размахивая крестовой отверткой. Но она бегает быстрее. Словно неуловимый скороход или африканский страус. В конце концов девушка прижалась к фонарному столбу, чтобы восстановить дыхание, кровь стучала в висках, к тому же она была на грани голодного обморока — девятнадцать часов без крошки во рту. Потом случилось происшествие, чудовищное лобовое столкновение двух автомобилей, металлические листы, свернутые кульком на влажном асфальте и стекло повсюду.
— Еще одна бойня субботнего вечера. Пьяные ребята и «Прозак +» на полную катушку, — сказала Глория.
— Кто такие «Прозак +»? — спросила Венна.
Та распрямила спину и принялась напевать отрывок, в котором говорилось о таблетках.
Приехала «скорая». Венна спряталась за изгородью, чтобы взглянуть на носилки, и провалилась в дрему на несколько минут. Когда она открыла глаза, то обнаружила себя в телефонной будке, задница вжата в телефонный справочник, колготки спущены. Горан был напичкан кокаином. А она смеялась. Смеялась, поднимая телефонную трубку, и прикидывалась, будто разговаривает с Бонетти, слепым пенсионером из квартала Саффи, тем, что без собаки и без трости и все время рассказывает о мертвом художнике, некоем Сегантини, и прекраснейших фресках. «Как ты можешь говорить, что они прекраснейшие, если никогда их не видел?» — спросила Венна однажды. «Тебя я тоже не вижу, — ответил ей слепой, — но красоту я чувствую».
«Чувствовать», — думала Венна. Позабытый глагол.
Она желала добра Бонетти. Когда слепой впервые положил девушке руки на спину, она почти заплакала, так понравились деликатные прикосновения к бесчувственной коже.
Ночные бабочки останавливают автомобили: садятся, выходят. Испорченные создания качаются на головокружительных шпильках на краю дорог и риска. Лайла сказала, что ее кошка только что произвела на свет потомство. «Хочешь, подарю тебе одного, такого рыжего…»
Венне очень хочется кошку. У нее была одна, белая, в детстве… Девочка назвала ее Леди, хотя это был самец. Но мать утверждала, что это собачье имя. Кошка, собака — какая разница. В конце концов, он так быстро умер. Венна переходила дорогу с котенком на руках, он спрыгнул, и в три секунды все было кончено под колесами школьного автобуса. Мать выбросила сбитое машиной животное в мусорное ведро, хотя девочка хотела устроить красивые похороны и закопать во дворе.
Нет, Венна не могла позволить себе взять котенка. Она будет переживать из-за кормежек или ожидать, что тот снова выпадет из рук, такой хрупкий и слабый, как кусок печенья. Венна понятия не имеет, как содержать таких малышей. Да, она может сомневаться, может прислушаться к угрызениям совести, но предложение уже привело Венну в чересчур сильное замешательство.
— Нет, спасибо, Лайла… Я кошек не очень люблю.
Все решено.
Пять часов утра. Здесь нечего больше делать. Можно идти спать в дом слепого, но в самом ли деле она важна для него? Горан уехал неизвестно куда, оставив ключи от бунгало. Последняя ночь лета, можно поспать на открытом воздухе, на скамейке. Да, думает Венна, посплю, где придется. Лягу сейчас, закрою глаза и будь что будет. Помечаю, что незнакомец из далекой страны влюбился в меня и разыскивает, чтобы сказать…
Снова разболелась голова. Сохраняю исправления, закрываю файл и подключаюсь к Интернету, чтобы загрузить почту. Появились три письма — одно от Бруны и два от Эмилио. Решаю, что письмо Бруны прочту последним.
Первый е-мейл от Эмилио недельной давности.
Дорогая Габри!
Уже неделю, как я покинул Индию. Не беспокойся, чувствую себя хорошо. Сейчас я в Лондоне, да, ты все правильно прочитала, именно в Лондоне. Я здесь сопровождаю японку по имени Салли. То есть она хочет, чтобы ее называли Салли, но на самом деле ее зовут Сонг. Провожу ночи в походах по рейв-клубам и всяким странным местам. Она не разлучается с чемоданчиком, содержание которого сверхсекретно. В первую ночь, когда Салли вошла в мой гостиничный номер, она сняла все и сказала лишь: «Трахни меня».
Мы познакомились всего за час до этого.
Думаешь, я инфантил, один из парней с туманом в голове, потому что азиатская наркоторговка развалила мне мозги экстремальным пылким сексом? Моя сегодняшняя проблема: нет ни малейшего желания возвращаться отсюда, из-за нее, из-за транс-музыки и шатаний с кучкой друзей из Болоньи, с которыми я снова встретился и которым в Лондоне, как мне сказали, живется припеваючи. Часто думаю о тебе. Твой Э.
Экстремальный секс?! Задерживаю дыхание и перехожу к следующему посланию.
Дорогая Габри!
Вчера Салли оставила мне на кровати листок с этой фразой: «История жизни — короче глазного тика. История любви — привет и прощай до новой встречи…» Кажется, это написал великий Джим Хендрикс в комнате отеля «Самарканд» в Лондоне в ночь, когда покончил с собой. Можешь представить, что я опасался худшего. Но подключил друзей и после дня розысков понял, что эта записка была своеобразным «Пока» от Салли-Сонг. В итоге она отправилась в Амстердам с неким Джоелем ди Монтпельером.
