— Но я… я ведь не красавец, Милли.
— Он тоже, если честно. И он в два раза старше тебя. Это все не имеет значения, Дэвид. Когда ты влюбишься по-настоящему, то поймешь это.
Он быстро взглянул на нее и отвел глаза.
— Мне кажется, я уже… влюбился.
— В кого? — простодушно спросила Милли.
— В тебя, конечно!
— В меня? О нет, Дэвид! Даже не думай об этом.
Я случайно появилась в твоей жизни и так же исчезну.
— Не может быть! — закричал он и сел на постели, ссутулившись. — Неужели все это для тебя совершенно ничего не значит?!
Милли погладила его мягкую щеку.
— Ну что ты, милый… Я никогда не забуду тебя. Разве этого мало?
* * *
Спустя полчаса сбежав вниз, Милли расстелила бумагу прямо на полу и, встав на колени, набросала контуры книги Майкла. Дэвида она уговорила вздремнуть, убедив, что первая физическая близость — слишком сильное потрясение для организма. Она даже спела ему колыбельную, которую помнила с детства, поглаживая, как ребенка. И вдруг поняла, как ей хотелось бы родить ребенка от Майкла. Как она баюкала бы его и нежила, возилась бы с ним целыми днями и кормила бы грудью, не опасаясь за ее форму. И тогда Милли решила попробовать нарисовать на библиотечном плакате портрет автора книги. Ее Майкла.
Милли начала набрасывать его прямо на предполагаемой обложке. На самом деле на книге не было его портрета, но Милли подумала, что будет правильно, если читатели увидят его лицо. Оно очарует их, как очаровало ее, им захочется прочитать то, что написал человек с такими глазами, с такой линией рта.
Едва стали проступать его черты, Милли бросила карандаш и погладила нарисованное лицо ладонью.
— Любимый, — прошептала она. — Как же мне жить без тебя?
…Плакат Барбаре очень понравился. Лицо Майкла получилось на нем узнаваемым и живым. Милли казалось, что нарисованные глаза смотрят на нее с укором: «Что за акт милосердия ты устроила для бедного толстячка? Мать Тереза…»
Но еще больше Барбару порадовало то, что сын к вечеру выглядел уже не таким убитым, как утром, а, напротив, оживленным и счастливым. Ей, конечно, и в голову не могло прийти, каким именно образом Милли вызвала у него этот румянец возбуждения. Барбара решила, что общество хорошенькой девушки благоприятно действует на сына и, может быть, самую малость, волнует. Милли подозревала, что если Барбара узнает, чем они занимались в ее отсутствие, то ей больше ни минуты не придется оставаться в этом доме.
А дом ей нравился… И само строение, светлое и просторное, не навязчиво уютное. И его дух — теплый, сдобный: Барбара сама выпекала то булочки к вечернему чаю, то сладкие пироги. Милли вызвалась помочь ей, и покаялась, потому что Барбара сразу же завела разговор о Майкле.
— Как тебе удалось так хорошо запомнить лицо мистера Кэрринга? Или ты делала наброски во время встречи с ним?
— Нет, набросков я не делала, — честно призналась Милли.
— Значит, у тебя просто фотографическая память!
— Не знаю. У него запоминающееся лицо. Выразительное.
— Писаные красавцы так не запоминаются, правда?
Барбара обернулась, ожидая подтверждения. Руки у нее побелели от муки, а лицо раскраснелось. Милли она поручила резать яблоки тонкими пластиками. Трудно было удержаться, чтобы время от времени не и кинуть кусочек себе в рот. К яблокам Милли всегда была неравнодушна и говорила о себе, что может, как Агата Кристи, съесть целый килограмм зараз. Вот только написать после этого захватывающий детектив у нее не получалось.
— Мне как-то не встречались писаные красавцы, — припомнила она без сожаления. Милли не разделяла всеобщего заблуждения, что красивые мужчины сексуальнее прочих.
— Ты сама красавица, — сказала Барбара с материнской нежностью.
Девушка улыбнулась:
— Ну уж…
— Нет, правда! У тебя удивительное лицо. И такая изысканная линия шеи. Это с тебя надо портреты писать.
«Может, он и напишет… В прозе. — Милли подавила вздох. — Однажды я открою его новый роман, а там героиней окажется черноглазая девушка с короткой стрижкой. И она безумно влюбляется в главного героя. До того безумно, что предает свою сестру ради него. И его самого ради собственного удовлетворения…»
— Что-то ты загрустила, милая? — забеспокоилась Барбара, заметив перемену в ее лице.
— Нет, ничего. Просто вспомнила Одного человека.
— Признайся, у тебя в жизни уже была большая любовь?
Милли нехотя пожата плечами:
— Большая? Не знаю, можно ли ее назвать большой. Но я просто с ума схожу по этому человеку. Даже сейчас.
— Что значит — даже сейчас?
«После того как я занималась любовью с твоим сыном!» — ответила Милли мысленно. Но вслух произнесла другое:
— После того, как я уехала от него за тридевять земель.
— И он не попытался остановить тебя? Таких девушек нужно держать зубами!
— Наверное, у него было много таких девушек.
Барбара догадалась:
— Он старше тебя? И, наверное, женат?
— Нет, не женат. Еще нет. Но он собирался жениться, когда мы встретились.
— Вот как! Но, увидев тебя, он, конечно же, передумал?
— Не знаю. Возможно, для него это было просто затмение. Приступ безумия. А теперь он снова пришел в себя И опять задумался о свадьбе. Говорят, что лучшие семьи основаны не на любви, а на уважении и дружбе.
Барбара резко повернулось. Лицо ее так и пылало гневом.
— Какие глупости! — резко сказала она. — Если в семье нет любви, она не может просуществовать долго. Потому что сердце человеческое все равно ищет любви. И оно найдет ее где-то в другом месте, если жена или муж не дают ее. Мой муж…
Она замолчала на миг, будто что-то проглотила с трудом. Потом заставила себя продолжить.
— Я не хотела тебе говорить… Не сразу. Но мой муж… Он ведь не умер. Он ушел от меня. От нас.
— Вот мерзавец! — вырвалось у Милли.
Поставив в духовку противень с пирожками, Барбара задумчиво произнесла:
— Нет, я не назвала бы его мерзавцем. Он всегда был хорошим мужем и отцом. Просто сердце Тома истосковалось без любви за двадцать лет нашего брака. А тут он как раз встретил девушку. Молоденькую, конечно, вроде тебя.
«А ведь ей больно меня видеть!» — догадалась Милли и ощутила желание немедленно уехать отсюда.
— И я его понимаю. И благодарна за то, что он сразу откровенно признался мне в своем увлечении. Не лгал и не выставлял меня идиоткой, которая верит каждому слову. Я ведь говорила тебе, что очень ценю честность. Открытость.
