Когда же я закончила, одновременно отправив в рот последнюю ложечку кокосового мороженого с изюмом, заговорил он.
— Форменное безобразие! — воскликнул Флейшман. — Завтра утром ты первым делом должна зайти к этой Касси, первым делом, Ребекка, и потребовать вернуть авторов!
— Не уверена, что я способна это сделать.
— Разумеется, способна. Скажи ей, чтобы отвалила. — Он сощурился. — Кого она взяла? Хороших авторов?
Я пожала плечами:
— Не уверена. Я до сих пор не знаю, какие у меня авторы. И потом, я и так по уши завалена работой. Может, оно и к лучшему.
У него отвисла челюсть.
— Это же принципиальный момент, черт побери. По крайней мере ты должна поставить в известность своего босса.
— То есть наябедничать?
— Ты должна наябедничать.
— Но разве этим я не докажу свою слабость?
Он шлепнул салфеткой по столу.
— Слушай, тебе пора принимать таблетки злости. Это деловой мир, Ребекка. Ты должна показывать, а то и пускать в ход коготки.
Я знала, он хотел мне помочь, но не могла не подумать: «А что он знает о нравах делового мира?» Последние шесть месяцев Флейшман трудился в телемагазине неполный рабочий день. Ранее — три месяца в журнале «Театральный мир». До того — один день обслуживал зрителей в кинотеатре «Анжелика», откуда его выгнали, потому что он швырнул картонное ведерко для попкорна в мужчину, который громко говорил по мобильнику на фильме с Жюльет Бинош.
К счастью, ведерко оказалось пустым. К несчастью, бросил Флейшман его в Мартина Скорсезе[39].
Но я не стала об этом напоминать. Он же старался мне помочь.
И может, он прав: не следует мне проглатывать все подряд.
— Если ты не будешь сопротивляться, — предупредил он, — то превратишься для этой Касси в личную девочку для битья.
Я вздохнула:
— Если бы я могла поменяться с ней местами.
Он изогнул бровь.
— Это как?
— Думаю, она извелась из-за того, что я оказалась на ступеньку выше. Для меня не важно, младший я редактор или помощник редактора. Вот мне и хочется сказать: получай свое повышение, только отстань от меня. Меня интересует только одно: чек, который выписывают за работу.
Флейшман аж подпрыгнул на стуле, вцепился руками в волосы.
— Да что же это такое? — Он устремил взгляд к небесам, вероятно, призывая на помощь Всевышнего, потом потянулся через стол, чтобы взять меня за руку. — Прежде всего ты ни в коем случае не должна поступаться своими правами, понимаешь? Никогда. Да, тебе улыбнулась удача. Так кто же поворачивается спиной к ее улыбке? Понимаешь?
Я рассмеялась.
— Эта Касси — типичная ЧЗС, — поставил диагноз Флейшман.
— Кто?
— Чокнутая завистливая сучка. Ее нужно раздавить.
— Точно. И кому, как не мне.
— Ты обязана, Ребекка. Это наш долг перед человечеством — остановить эту женщину, прежде чем она двинется дальше по тропе чокнуто-завистливой стервозности. Ты на это не напрашивалась, но такова теперь твоя миссия.
— И что же мне делать?
— Для начала будь настороже. Если потребуется, запирай кабинет.
Я рассмеялась.
— Я серьезно. Не предоставляй ей возможности вновь войти туда в твое отсутствие. И второе: при каждом удобном случае ставь ее на место. Указывай на жалкие карьерные достижения. Ты уже встала на ступеньку выше. Ты способна на многое, Ребекка! Посмотри, как далеко ты продвинулась в издательском мире благодаря ошибке! И я знаю, где-то глубоко в тебе прячется железный стержень, который даст о себе знать! Ты — женщина, которая за четыре месяца похудела на сорок пять фунтов, помнишь? Ты недооцениваешь ум и крепость характера, которые заложены в тебе.
Черт! Он ведь прав. Почему я не могла добиться успеха?
Оставалась только одна проблема. В глубине души я чувствовала, что обманываю себя. Пока Флейшман говорил, я верила, что смогу триумфально выйти из сложившейся ситуации. Но в отсутствие его поддержки оптимизма у меня хватало минут на десять.
И пока мы прогуливали Максуэлла по нашему крошечному парку, моя уверенность в себе сдулась до привычного уровня.
— У меня столько долгов, Флейшман, а у Касси все тип-топ.
— Подтянешься, — заверил он меня.
— Как?
— Начнем прямо сегодня. Сначала постараемся разобраться с твоими долгами. KMC[40]. При этом испечем пирожные.
— Пирожные? О чем ты?
— Тебе пора завоевывать друзей и оказывать влияние на людей[41].
— С помощью пирожных? — спросила я. — Это же контора.
Он кивнул:
— Не важно. Еще не родился человек, которому не понравились бы шоколадные пирожные Натали Флейшман.
Мне пришлось придержать язык. Он говорил об очень вкусных пирожных.
— Но я думала, их печет кухарка…
— Я позвоню и узнаю рецепт. У нее есть. Она собирает рецепты, пусть и сама давно уже ничего не печет.
— Не слишком ли много работы для вечера буднего дня?
— Будний не будний, какая разница? Мы это сделаем.
Я почувствовала, как мои губы изогнулись в несколько натянутой улыбке.
— Не знаю, может, ты сам не замечаешь, но очень уж часто с твоих губ слетает слово «мы».
— Я собираюсь тебе помочь.
— Никогда не видела, чтобы ты пек пирожные.
— Значит, ты будешь печь, а я займусь редактурой.
— Что?
— Почему нет? Они будут проверять твой почерк, чтобы убедиться, что ты все сделала сама? Кто заметит?
И опять он был прав.
Тревожные колокольчики зазвенели в моей голове, но я не могла понять, с чего бы. Мы с Флейшманом постоянно помогали друг другу. В колледже на некоторые из его сочинений я потратила столько времени, что могла считаться автором. У нас было полным-полно общих вещей. Даже деньги…
Так отчего такая реакция на предложение помочь по работе?
6
В среду утром Линдси заглянула в мой кабинет с блокнотом в руках. Должно быть, на моем лице отразилось удивление. Впервые с момента нашего знакомства в ней проступило что-то деловое. И поверьте мне, это нелегко — выглядеть по-деловому в топике под зебру, который Линдси надела в этот день.