— Игорь, — заговорила Алиса, порозовевшая от вина и нахлынувших эмоций, — мне очень стыдно в этом признаваться, но я считала вас… — Женщина не смогла произнести вслух, кем она считала его до недавнего времени, и, смутившись, выразилась как-то неопределенно: — Я вас недооценивала.
Ей, вероятно, не следовало заводить об этом разговор, но Тишинский, как ни странно, ничуть на нее не обиделся.
— Я знаю, Алиса, — мягко произнес он. — А как еще можно относиться к мужчине, который не умеет зарабатывать деньги, которого не уважают окружающие и бывшая жена которого постоянно напоминает детям о том, что их отец — ничтожество?
Она увидела, как на гладко выбритых загорелых скулах Игоря заходили желваки.
— Если бы вы знали, Алиса, как я тогда на себя разозлился! Я прекрасно понимал, что не достоин такой женщины, как вы. Поэтому решил, что в лепешку разобьюсь, но стану таким человеком, с которым вам не стыдно будет находиться рядом…
— Тогда я предлагаю следующий тост, — прервала его Алиса. — Давайте выпьем за ваше чудесное превращение, царевич-лягушка.
Хорошо, думала она, что он не говорит всякую ерунду, как это делали бы другие мужики в подобной ситуации. Не говорит о том, что Алиса — женщина его мечты, что она цены себе не знает, что все остальные мужчины — просто идиоты, коль не смогли оценить этакое сокровище…
Конечно, он хочет переспать с ней. Иначе зачем бы он привез ее в эту квартиру? Надо же, целый год мужик терпел, постился, ждал своего часа. Такое долготерпение должно быть вознаграждено. Что ж, она не против. Почему бы ей не воспользоваться случаем? В кои-то веки подвернулся стоящий вариант, пусть разовый, пусть на одну ночь. У нее уже сто лет не было мужчины. Вдруг это ее последний шанс? Ей тридцать семь лет. Уж не о женщинах ли ее возраста размышлял поэт, когда писал эти строки: «С меня при цифре „тридцать семь“ в момент слетает хмель…»?
Они курили у открытого окна, вдыхая вместе с дымом свежий грозовой воздух.
— Как же вам это удалось? — спросила Алиса.
— Непросто, — немного смутившись, ответил Тишинский. — Сначала сколотил артель отделочников, у которых был и за бригадира, и за дизайнера, и за бухгалтера. Об этом вы знаете. И вот, вскоре о качестве нашей работы пошли по городу слухи. В итоге нас буквально завалили заказами. Пришлось брать кредит, выкупать офис, расширять штат… Слава Богу, все у нас получилось.
Они синхронно сделали по последней затяжке и потушили окурки в пепельнице. Внезапно громовой раскат немыслимой силы сотряс всю «Богдашку». Сверкнула разветвленная молния, и Алиса, до смерти боявшаяся грозы, отпрянула от окна. Она оказалась в крепких, горячих объятиях Игоря Тишинского…
— Это просто чудо, что мы встретились… до сих пор не верится. И тогда, у гипермаркета, и вчера… Я ведь после сделки так на себя злился. Думал, ну что за идиот, надо было хотя бы спросить номер твоего мобильного.
— Я бы все равно тебе его не дала. Послала бы.
— Представляю, — рассмеялся он.
Обнявшись, они лежали в постели, и Алиса даже не испытывала обычного опустошения, которое следует после близости, как будто самое лучшее уже произошло, а что будет — неизвестно, но уж точно ничего хорошего. Но теперь, с Игорем, все было не так. Она испытывала умиротворение, какого никогда еще не знала. Как будто у нее появился по-настоящему близкий человек, а не просто сексуальный партнер, которого лучше не нагружать своими делами и вообще не напрягать, ибо — сбежит. С Игорем все, все было иначе. Это Алису и радовало, и пугало одновременно. Видимо, ее подруга Оксана, никогда не отличавшаяся глубиной суждений, на этот раз оказалась права: она, Алиса, действительно боится серьезных отношений с мужчиной. В частности, с великолепным, сексуальным, небедным и влюбленным в нее Игорем Тишинским.
Сначала они упоительно целовались у окна, и в эти минуты она не боялась ни грозы, ни мужчин… Потом как-то незаметно и естественно они очутились в постели, в его спальне, и Алиса вдруг в какой-то момент осознала, что так хорошо, как с этим человеком, ей еще ни с кем не было.
Это был второй мужчина в ее жизни, к которому она почувствовала сильное влечение. Первым оказался Эдик, но это было давно и довольно быстро прошло, еще в ранней молодости после известных событий. И потом, это все-таки были чувства другого порядка. Скорее всего, действительно простое физическое влечение, к тому же первый чувственный опыт, первая влюбленность, первый мужчина, первая близость, когда она даже не задумывалась, устраивает он ее сексуально или нет. Зато теперь она все понимала. Кроме, пожалуй, одного: на кой она ему такая сдалась?
И Алиса, чтобы лишний раз не заморачиваться, решила спросить его об этом прямо.
— Игорь, скажи мне, пожалуйста, зачем я тебе?
Он страшно удивился — просто не ожидал от нее подобной непонятливости.
— Что значит зачем?
— Ну, я думаю, теперь ты можешь завести роман практически с любой женщиной, и гораздо моложе меня…
К удивлению прибавилось возмущение: ну что она такое говорит! Это что, обычное женское кокетство, или она действительно никогда не знала, сама не наблюдала в зеркале, какая у нее нежная, почти девичья шея, упругая грудь, гладкий живот и стройные бедра?
— Мне любая не нужна, — ответил Игорь. — Мне нужна ты. И ты молодая. Еще какая молодая!..
Голос у него сорвался. Он принялся целовать ее, навалился сверху всем телом, и она снова ощутила прилив горячего желания, хотя еще продолжала внутренне сопротивляться.
— Врешь, Тишинский… все ты врешь…
— Нет… Я просто очень тебя люблю… Слушай, ну почему бы тебе просто мне это не позволить?
— Что?
— Любить тебя. Чтобы отогреть твое холодное сердечко. И вообще, Алис, выходи за меня, а? Не знаю, как ты, а я без тебя больше не смогу. Особенно теперь…
Это была правда. Если раньше, не зная ее губ, не прикасаясь к ее телу, не вдыхая этого восхитительного аромата, который исходил от ее волос, он как-то мог существовать, то теперь ни за какие сокровища мира не отказался бы от шанса заполучить ее навсегда.
21
…Солнечным осенним днем родственники новобрачных нетерпеливо топтались у входа в ресторан. Валентин Семенович курил, пуская дым из ноздрей. Лидия Михайловна с Алевтиной Семеновной смотрели по сторонам. В руках, на вышитом рушнике, будущая теща держала каравай с солью, а тетка невесты обнимала пышный букет роз.
Лидия Михайловна, подхватившая накануне сильнейший насморк, попросила мужа подержать хлеб и громко высморкалась в огромный клетчатый носовой платок.
— Бацилоносец ты ходячий, — любовно глядя на жену, ворчал Валентин Семенович. — Не могла раньше перенести или, наоборот — позже. Перед людьми неудобно. Пришла тут соплями булькать, позор мой…
— Лида, не обращай на него внимание. На вот тебе лучше свежий платочек.
