Вряд ли, думала она, мужу в Светлане нравилось только то, что она моложе и свободнее в общении. Даша попыталась себя оценить беспристрастно: она была лучше. Не хвастаясь. И бюстик у нее был покрасивее, и ноги подлиннее, и волосы пышнее. И глаза больше.
Тогда что его привлекло? Она мысленно спрашивала об этом, но вовсе без надрыва, словно о постороннем человеке. Как-то все происходило в ней незаметно. Она медленно отторгала Виктора от себя. Словно он был прикреплен к ней сразу несколькими корешками, вот она и не спеша отрывала их от себя. Один за другим.
Олеся, увидев ее через десять дней после очередной встречи, ужаснулась:
— Дашуня, что с тобой происходит? Ты уже в тень превратилась. Боже, ты же на глазах таешь! У тебя ничего не болит?
— Ничего... Правда, на днях я, кажется, упала в обморок, представляешь? Но это же цирк! Ты слышала, чтобы в наше время кто-то просто так падал в обморок? Я имею в виду здоровых людей.
— Здоровые не падают, — согласилась Олеся. — Нет, надо что-то делать!
— Что? — равнодушно спросила Даша.
Олеся задумалась.
— К гадалке ты идти не хочешь... Знаю. В церковь пойдем.
— Я же в нее никогда не хожу.
— А теперь тебе это нужно.
— Мне ничего не нужно. Я прекрасно себя чувствую. И вообще у меня все есть...
— Кроме души, — подсказала Олеся.
— Не говори глупости, человек без души не живет.
— Даш, ты прямо как робот. Уж лучше бы поплакала.
— Плакать? Вот еще!
Подруга внимательно посмотрела на нее и сказала:
— Собирайся.
— Ты, Олеська, как следователь: собирайтесь, вы арестованы.
Но то ли шутка получилась не смешной, то ли им всем сейчас было не до смеха.
— А где дочь?
— У мамы.
— Тем лучше. Про Виктора я не спрашиваю. «Там, где ты, нет меня», как поет Пугачева... Да, и платочек прихвати. На голову.
Даша позволяла подруге собой командовать и вести себя туда, куда та считала нужным. В последнее время у нее оставалось все меньше сил. То есть, пока она работала, все было нормально. И в самом деле, дела согласовывались, строители делали то, что ей было нужно, но стоило Даше остаться одной, как она самой себе напоминала шарик, из которого потихоньку выходил воздух.
А когда весь воздух выйдет, шарик ляжет жалкой невзрачной тряпочкой, годной разве что для того, чтобы уложить ее в горшочек. Или в ящичек. Странно, такие мрачные шутки все чаще стали приходить ей в голову.
Наверное, в этом состоянии можно существовать очень долго. Живешь, ешь, дышишь, почти ничего не чувствуешь. Вот еще бы не худеть.
В церкви народу было мало. Наверное, они попали в такое время. Между службами.
Олеся и здесь всем распоряжалась. Купила свечи Даше и себе. Подвела к иконе. Там, где «за здравие».
— Ставь, — сказала, — за здравие этой самой Светланы.
Даша даже отшатнулась. Уж на что бесчувственная была, а здесь ее достало.
— Не беспокойся, — шепнула ей в ухо Олеся. — Что пожелаешь сопернице, то к тебе и вернется. Здравие — к тебе, а ее порча — к ней.
Олеся отошла по каким-то своим делам, а Даша стояла, глядя на тихо потрескивающую свечку. Она ни о чем не молилась. Просто стояла, казалось бы, без мыслей. И вдруг в ее голове словно что-то лопнуло. До того она чувствовала себя так, как будто на ее голове тугой стальной шлем. И порой, когда Даша поворачивала голову, в голове что-то гудело, заглушая звуки, доносящиеся извне.
А тут голове стало легко и свободно. Даша услышала звуки. Кто-то говорил ей, то ли наяву, то ли казалось:
— Ты поплачь, милая, поплачь, тебе легче станет. Отпусти душу-то, пусть вздохнет свободно.
И вслед за этими словами из ее глаз полились слезы. Их оказалось так много, словно они копились в ней всю, пусть и недолгую, жизнь.
Она машинально взяла протянутый Олесей платок и промокала глаза. А когда слезы кончились, Даша взглянула на мокрый платок и удивилась, что это были именно слезы, прозрачные и ничем не пахнущие. Казалось, из нее вылилось что-то темное, с нехорошим запахом.
— Спасибо тебе, — прошептала Даша, наконец как следует разглядев икону, перед которой стояла. — Ты права, у меня есть ребенок, и я не должна изводить себя, не думая о дочери.
Она вышла с Олесей из церкви и остановилась неподалеку, жадно нюхая живой прохладный воздух.
— Олеся, чем так пахнет?
— Акация цветет, — мечтательно протянула подруга.
— Так это же весна!
— Приехали, — грубовато отозвалась Олеся. — А раньше ты не знала?
— Не замечала... Знаешь, чего мне хочется? Выпить хорошего вина.
— А что, это желание легко осуществить. Пойдем к тебе домой?
— Не хотелось бы, — слегка нахмурилась Даша. — Именно сегодня я не хочу никому ничего объяснять.
— Тогда в ресторан. Эх, пропадай, моя телега, все четыре колеса!.. Хотела плащ купить, да если подумать, зачем он мне? Не сегодня-завтра уже сарафан придется надевать, а до осени... Мало ли, мода переменится!
Даша засмеялась.
— Давай лучше пойдем в магазин, купим тебе плащ, а потом зайдем в ресторан, чтобы обмыть покупку. Пусть пропадает моя телега. Где ты только этих присказок набираешься?
— У бабушки, конечно. А она набралась у своей бабушки. Так и живем.
Из ресторана они вышли не очень поздно, в девятом часу вечера. Даша позвонила маме, сказать, что она приедет за Ладой, но та удивилась:
— Витя заехал за ней. Вы что, не встретились?
— Я была у Олеси, — соврала Даша; она впервые пошла куда-то вечером без Виктора.
— Позвони мне, когда придешь домой, — забеспокоилась мать. — Он был какой-то странный, твой муж. Если бы я знала, что ты не дома...
Что она могла бы? Не отдать отцу родную дочь? Голова Даши соображала, как никогда, ясно. Значит, он сейчас дома. Позвонила домой, но телефон молчал. Тогда она набрала сотовый телефон Виктора.
— Витя, где ты?
— Еду в машине, — с запинкой отозвался он.
— Домой?
— Вообще-то нет. Я хотел познакомить дочь со Светой.
— Зачем?
— Она попросила. Тебе жалко, что ли?
— Нет, не жалко. Но тогда мне весь вечер придется провести дома одной. Может, ты заедешь за мной?
— За тобой?
Она застала его врасплох. Виктор, наверное, и не представлял себе, что можно говорить вот так спокойно о том, чтобы поехать к любовнице вместе с женой и дочерью.
— В самом деле, — Даша продолжала почти ласково его убеждать, а внутри ее просто все заледенело от страха за дочь, — мы ведь уже виделись с твоей Светой, встретимся как родные. Познакомишь ее с дочерью, а потом мы вместе с Ладой вернемся домой, а ты останешься.
