Так Оно ли создало их такими?!
Признаться Самому Себе, что создало людей на Земле именно Оно – значит расписаться в весьма неудачном опыте Творения. Да и другие в большинстве не лучше. Планеты, обитателями которых Оно может гордиться, трудно вспомнить сразу даже Ему, всеведущему.
А согласиться, что Оно – не при чём, что люди воспитались такими на свой страх и риск и только сами во всем виноваты – значит отказаться от понятия всемогущества. Не говоря о всеведении, которое предполагает и точный прогноз на будущее.
Обоими вариантами Оно не может удовлетвориться.
Лучше бы всего – просто об этом не думать. Какое Ему дело до каких-то комков слизи, до слегка усложненных амеб?!
Никакого – и точка. Хорошо получилось или плохо – это просто недостойно Его внимания.
И легко бы не думать, если бы можно было заняться чем-то другим. Но у Господствующего Божества нет занятий помимо созданного Им Космоса. Для того и городилась вся эта Вселенная, чтобы было чем заняться, чтобы вышло Оно из одиночного заточения в Себе Самом, в бесструктурном Хаосе.
Оно утомилось монотонностью Хаоса, Оно возжелало разнообразия – что ж получилось очень занимательно. Так что всё бы и хорошо. Если отбросить моральный подход, не думать о злоключениях этих тварей, так старающихся развлечь Его. Но занимательность всегда жестока. Те же земляне почтительно зевают над пресной классикой, а по-настоящему любят полицейские романы и смертоубийственное кино. Вот и создало Оно для Собственного удовольствия бесконечный полицейский роман; сериал с неограниченными продолжениями. Потрафило Своему вкусу. И нет никого равного Ему, кто мог бы Его критиковать, перед кем Оно прикрыло бы от стыда Лицо Свое – выражаясь переносно, потому что лишено Оно лица, никто не может взглянуть на Него и залюбоваться Его красотой. Лишено Оно не только ощущений, но и красоты лишено тоже, напрасно малые планетяне мечтают: «Красив как Бог!»… Но важна не метафора, важен смысл: стыд – это действительный или воображаемый взгляд со стороны. А стороны-то и нет, и взгляда нет. Всемогущество, всеведение плюс полное бесстыдство – такая формула, пожалуй, объясняет природу Творения Его.
Но все-таки интересно разобраться Ему Самому: умышленно Оно закрутило такие увлекательные, но кровавые сюжеты, или так уж получилось от сложения мириадов микроскопических воль этих порочных тварей?!
Творить-то Оно творит, но с самоанализом у Него всегда было плохо. Нет стыда – нет и самоанализа.
Однако досадное внутреннее беспокойство некстати появилось и портит живое непосредственное удовольствие от созерцания непрерывно текущего продолжения.
Отразилось ли Оно в Своих мелких творениях?! Послушные ли куклы заселили многие планеты или самостоятельные личности?
Тишина в Космосе. И запаздывает ответ.
* * *
После завтрака, переполненный новым озарением, Денис не пошёл в школу, а завернул в храм. Пожалуй, в первый раз он пошёл туда один, не под присмотром дорогих родителей. Не встреча с отцом Леонтием его манила, а желание очутиться в светлом пространстве, где так успокоительно пахнет ладаном, где смотрит с иконостаса лики многих святых мужей и самого Господа. Бог – везде, но в храме – ближе. Легче здесь встретиться и поговорить мысленно Отцу с новоявленным Сыном.
Правда, обидно проигнорирована в храме Мать – но Она простит Сыну Своему: скоро Сын выставит и её Лик. Обязательно выставит – где-нибудь…
А с отцом Леонтием Денис как раз видеться не желал. Да отца Леонтия и не было в храме, он уехал в управление, так что Денис попал удачно.
В храме было совсем пусто. Как и всегда в это время. На карманные свои деньги Денис купил свечку, умиляясь самому себе: ведь он – Сын Божий, а пришел в обыкновенный храм как простой прихожанин, свечку вот поставит сейчас своему святому, хотя Сын Божий – куда более высокий чин, чем обыкновенные святые.
По храму тихо ходила уборщица тетя Груша – мела затоптанный пол, снимала полусгоревшие свечи.
– Чего рано явился, Денисик? А где твои?
– Я один сегодня.
– Чего так? Или нагрешил с утра? Замаливать пришел? – хихикнула старая.
Она ворчливо любила Дениса как мальчика красивого и воспитанного, не то что современные дети! Но разглядеть сияние вокруг чела новоявленного Сына Божия она не могла. Слишком он свой и привычный, чтобы признать в нем избранника Господня.
В приделе святой Екатерины стояла на коленях какая-то богомолка. Бормотала страстно и глухо свои жалобы, била поклоны.
– Вон, послал Господь кликушу, – недовольно указала тетя Груша.
Там в приделе старалась заглушить поклонами душевную боль Нина Антоновна, мать убитой Вали. Гибель дочери – всегда боль несравнимая, но ещё вдвойне и втройне больней, когда каждую секунду помнится собственная материнская вина. Эксперты ей объяснили, что опоздала она не больше чем на полчаса. Значит, когда убивали Валечку, Нина Антоновна стояла в очереди за этими проклятыми туфлями! Погналась за дешевизной.
Раньше их семья была очень благополучной при чиновном муже Нины Антоновны. Но муж не приспособился к новой жизни, в отличие от большинства коллег, и умер от инфаркта и разочарования. А ей приходится каждую копейку экономить. Вот Нина Антоновна и обрадовалась распродаже. А получилось – сэкономила ровно валечкину жизнь.
Несчастная будто услышала ворчание уборщицы, повернулась – и посмотрела прямо на Дениса. И Денис посмотрел на нее. Будто оба заглянули друг в друга.
Произошел тот самый редкий случай, когда естественные излучения двух людей попадают в резонанс. Внезапный проблеск телепатии.
Рассеянный свет, текущий с разных сторон, создавал в храме эффект особой прозрачности и легкости воздуха. И в этом как бы самосветящемся воздухе золотистые волосы Дениса отливали истинно неземным блеском. Несчастной женщине показалось, сам ангел со светящимся нимбом вокруг красивой почти женской головки сошел к ней сюда.
Она встала и пошла на него. Но, не дойдя трех шагов, бухнулась на колени, простирая руки, как на какой-то божественной картине в музее.
– Избранник, Отрок Светлый. Утешь!
Подползла быстро-быстро и обняла колени. В такой позе ей сделалось легче, спазм боли немного отпустил.
– Вот юроду послал Господь на нашу голову. Встань, не греши: это наш Дениска, а никакой не отрок, – тетя Груша постаралась оторвать её от коленей Дениса, но Нина Антоновна вцепилась неотрывно.
А Денис стоял, напрягая спину, сладко переживая первый свой триумф.
На него накатил тот самый странный его припадок – Денис словно нырнул в глубину – и вынырнул с новым знанием и новой уверенностью. Щеки горели, пот струился не только под мышками, но и по животу.
– Отцепись. Напужаешь. Родители после его пускать в храм не станут.
