— Имоджен, ты целовалась с мальчиками?
— Нет. — Общий возглас изумленного недоверия. — Не целовалась! — с негодованием подтвердила она.
— А тебя кто-нибудь целовал?
Зардевшись, но сохраняя самообладание, она кивнула и добавила:
— Я ничего не могла поделать.
— И кто это был?
— Не скажу.
— Ага! Хьюберт Блэр, не иначе!
— Какую ты выбираешь книгу, Имоджен?
— «Беверли из Гростарка»[15].
— А какую девочку?
— Пэшн Джонсон.
— Кто такая?
— Ну, из школы.
К счастью, миссис Биссел уже отошла от окна.
— А какого мальчика?
Имоджен ответила недрогнувшим голосом:
— Бэзила Ли.
Тут уже последовало уважительное молчание. Бэзил не удивился — нас никогда не удивляет собственная популярность, — но он отдавал себе отчет, что эти признания исходят не от тех умопомрачительных девушек, каких воображаешь себе по книжкам и мимолетным встречам, не от тех, чьи голоса на мгновение послышались ему в песне Джо Гормана. И когда в скором времени из дома послышался первый родительский звонок и девочки с птичьим щебетом дружно втиснулись в лимузин Глэдис ван Шеллингер, Бэзил остался в тени, чтобы никто не сказал, будто он лезет вперед. А потом он — видимо, подталкиваемый смутной надеждой, что можно научиться петь, как Джо Горман, если с ним закорешиться, — подошел к нему и позвал в «Ламберт» выпить содовой.
Джо Горман, рослый парень с непроницаемой белобровой физиономией, совсем недавно вошел в их «компашку». Бэзила он на дух не выносил, считая, что тот «заедался» перед ним в прошлом году, однако, восприимчивый к полезным сведениям, он поразился такому успеху Бэзила у девочек.
Атмосфера в «Ламберте» была оживленной; в дверь, забранную противомоскитной сеткой, бились жирные ночные бабочки, а за столиками тут и там сидели никуда не спешившие пары: белые платья, легкие костюмы. За бокалом содовой Джо сказал, что Бэзил мог бы заночевать у них дома; Бэзил тут же испросил разрешения по телефону.
Выйдя из сверкающего заведения в темноту, Бэзил погрузился в какой-то нереальный мир, где можно было увидеть себя со стороны, и приятные события минувшего вечера стали обретать новую значимость.
Обезоруженный гостеприимством Джо, он принялся их смаковать.
— Занятная сегодня вышла штука, — начал Бэзил с небрежной усмешкой.
— Какая?
— Ну, когда девчонки стали признаваться, что на меня запали. — (Джо покоробила эта фраза.) — Занятно, — повторил Бэзил, — в школе меня одно время в грош не ставили — может, потому, что новенький был. Но дело, наверное, в том, что к одним парням тянутся парни, а к другим тянутся девчонки.
Он раскрылся перед Джо, хотя и не понял этого; да и сам Джо испытывал лишь некоторое желание сменить тему.
— Когда у меня будет автомобиль, — сказал Джо, как только они поднялись к нему в комнату, — можно будет ездить кататься с Имоджен и Маргарет.
— Точно.
— Ты будешь с Имоджен, а я — с Маргарет или еще с кем-нибудь. Естественно, меня они не так высоко ставят, как тебя.
— Скажешь тоже! Просто ты в нашей компашке еще не освоился.
Для Джо это был больной вопрос, и такая реплика его не обрадовала. Но Бэзил не останавливался:
— Если хочешь, чтобы тебя воспринимали всерьез, будь повежливей со старшими. Ты сегодня даже не поздоровался с миссис Биссел.
— Что-то я оголодал, — поспешно вставил Джо. — Айда в буфетную, возьмем чего-нибудь на зуб.
В одних пижамах они спустились вниз. Главным образом для того, чтобы отвлечь Бэзила он неприятной темы, Джо тихонько запел:
— Ах ты, кукла моя,
Ты… такая…
Но этот вечер, после месяца вынужденного смирения в школе, слишком сильно подействовал на Бэзила. В нем прорезались кое-какие отталкивающие черты. На кухне, решив, что от него ждут совета, он завел ту же пластинку:
— Послушай, зря ты носишь этот белый галстук. Кто учился в Новой Англии, никогда такой не нацепит.
Джо, слегка вспыхнув, повернулся к нему от холодильника, и у Бэзила шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие. Но он не унимался:
— Послушай, скажи предкам, пусть отправят тебя учиться в Новую Англию. Тебе полезно будет. Тем более, если ты собираешься туда в колледж, сперва невредно в тех же краях и в школу походить. С тебя там живо стружку снимут.
Отнюдь не считая, что с него так уж необходимо снимать стружку, Джо воспринял этот намек с отвращением. Более того, ему даже показалось, что сам Бэзил не особенно выиграл от этой процедуры.
— Тебе холодную курицу или ветчину? — Они придвинули стулья к кухонному столу. — Молоко будешь?
— Давай.
Приятно одурманенный тремя полноценными перекусами, не считая ужина, Бэзил потеплел к своему предмету. Он, по сути дела, шаг за шагом расписал для Джо всю его дальнейшую жизнь, лучезарно преобразуя деревенщину со Среднего Запада в столичного щеголя и балагура, неотразимого для девушек. По пути в буфетную, собираясь убрать молоко, Джо помедлил у открытого окна, чтобы вдохнуть неподвижный воздух; Бэзил следовал за ним по пятам.
— Ты пойми: если с парня не снять стружку в школе за него возьмутся в колледже, — продолжал он.
Повинуясь какому-то отчаянному инстинкту, Джо распахнул дверь и вышел на заднее крыльцо. Бэзил не отставал. Дом стоял на верхнем краю склона, застроенного жилыми кварталами, и мальчики немного помолчали, вглядываясь в россыпь огней протянувшегося внизу города. Перед лицом тайны неведомого бытия, прокладывающего себе путь по этим улицам, Бэзил ощутил, как смысл его слов испаряется и меркнет.
Он вдруг перестал понимать, что здесь наговорил и кто его тянул за язык; когда Джо опять стал тихонько напевать, к Бэзилу вернулось состояние успокоенности, в котором он встретил наступление того вечера, и как-то незаметно им овладело все лучшее, рассудительное и терпеливое, что в нем только было. Лесть, тщеславие, глупость последнего часа отступили, и, когда он заговорил, голос его не поднялся выше шепота:
— Давай пройдемся вокруг квартала.
Тротуар согревал их босые подошвы. Пробило всего лишь полночь, но площадь уже опустела, за исключением их бледных фигур, неприметных в звездной темноте. Они фыркали от смеха, гордясь собственной выходкой. Один раз далеко впереди протопала через дорогу какая-то тень в жесткой человеческой обуви, но этот звук только добавил им бестелесности. Быстро скользя под деревьями по просекам газового света, они обогнули квартал и еще прибавили шагу вблизи дома Джо Гормана, будто их больше не держал сон в летнюю ночь.
