10
Что скрывала темнота? Кто нарушил ночной покой?
На следующее утро долину реки заполонили люди, спасающиеся от восстания. Мы проснулись от криков и плача. Близлежащие деревни горели. Уложив вещи на ослов, все двинулись дальше на север.
Сначала наш путь пролегал вдоль реки, потом пожары и стенания заставили нас свернуть на запад, но и там мы видели сражения и бегущих людей, с мешками за плечами и с детьми на руках.
Мы пересекли реку в обратном направлении и снова столкнулись с теми же ужасами. По дорогам сплошным потоком шли несчастные, плачущие люди, которые рассказывали о бандах грабителей и о царях-самозванцах, поджигающих без всяких причин селения, забирающих все на своем пути: и скотину, и золото. Во мне поднялся страх и стал таким реальным, что недавнее ощущение счастья казалось сном даже в ярком свете дня.
Я потерял счет дням; названия городов и селений, что мы проходили, не задерживались в моей памяти. Вновь и вновь нас останавливали разбойники. Они пробирались через толпы беженцев с криками и проклятиями, хватая все, что попадалось им на глаза.
Мы сбивались в плотную группу и ничего не говорили. На ночевку мы останавливались до темноты, вдали от поселений, которые обычно были пусты и сожжены.
В одном городе нам пришлось прятаться от разбойников, которые поджигали вокруг дом за домом. Маленькая Саломея заплакала, и я утешал ее и говорил, что скоро мы придем домой, хотя не так давно сам рыдал при виде горящего Иерихона. Сила и Левий страстно желали сразиться с грабителями, угрожавшими нам. Иаков же строго повторял указание его отца сохранять спокойствие и молчать, и так как разбойников было огромное множество, не сопротивляться им.
Надо помнить, говорили старшим мальчикам мужчины, что нападавшие вооружены мечами и кинжалами. Они убивают мимоходом. Они «жаждут крови». И мы не должны «провоцировать» их.
Иногда же мы шли до поздней ночи, хотя вдоль дороги уже расположились лагерями другие паломники и беженцы, и мужчины спорили, а в центре спора всегда был Клеопа. Тетя Мария говорила, что он счастлив, ведь его речи слышат столько новых людей.
Его больше не мучила лихорадка.
Я старался держаться поблизости от дяди. А он не переставал высказывать свое мнение о царе Ироде Архелае, что бы ни говорил ему Иосиф, и Алфей тоже махнул на Клеопу рукой. Архелай уплыл в Рим, это было известно. Но туда же отправились и другие дети Ирода — «те, кому повезло выжить», как говаривал Клеопа. Ходили слухи, будто за тридцать с лишним лет правления царь Ирод убил пятерых из своих детей, а также бесчисленное множество других беззащитных людей.
Брат Иосифа Симон был молчалив, и немногословны были его сыновья и дочери, как обычно. Их эти вещи не интересовали. Не интересовали они и мою маму.
Когда мы расставались с Зебедеем и его женой Марией Александрой, пролилось много слез, потому что «три Марии» больше не будут вместе до тех пор, пока не соберутся вновь в Иерусалиме на праздновании Песаха, а при том, как шли дела, кто мог сказать, когда это будет?
— И Елизавета, как же Елизавета? — рыдали они. — Одна-одинешенька, и маленький Иоанн уходит к ессеям!
Они заново переживали расставание с Елизаветой, хотя мы ее покинули уже давно, еще у Иерихона. Женщины поплакали о людях, которых я не знаю, а потом Зебедей и его родня сели на ослов и поехали к Галилейскому морю, в Капернаум. Я тоже хотел поехать к Галилейскому морю. Я хотел увидеть его всем сердцем.
Я скучал по морю. То есть я скучал по морю, когда мог отвлечься от всепоглощающего страха. Александрия была узкой полоской суши между Великим морем и озером. В Александрии всегда пахло водой и с моря дул прохладный ветерок. А сейчас мы забрались в глубь страны, земля здесь была каменистой и твердой. И иногда шел дождь.
Мужчины говорили, что сезон дождей заканчивается и что сейчас дождям пора прекратиться, но в обычное время они бы им радовались. Однако об урожае никто не думал, все только мечтали убежать от беспорядков и грабежей. Когда шел дождь, мы закутывались в наши накидки, но все равно мерзли.
А еще дожди заставляли женщин волноваться из-за Клеопы, но дядя прекрасно себя чувствовал. Он вообще перестал кашлять.
Те, кто обгонял нас по дороге, рассказывали о новых мятежах в Иерусалиме. Говорили о том, что туда из Сирии направляются римские солдаты. Наши мужчины вскидывали руки кверху.
Мы шли, и с нами шло еще много других паломников — они возвращались домой, — и все вместе мы начали подниматься в более высокую и более зеленую местность, и мне она очень нравилась.
Куда ни глянь, виднелись рощи, и на склонах паслись овцы, и здесь мы иногда видели земледельцев за работой — могло даже показаться, что войны вовсе не было.
И я забывал на время о грабителях и об опасностях. А потом вдруг из-за холма выезжал отряд всадников, и мы с криками бежали прочь. Иногда толпа бездомных паломников не вызывала у них интереса, и они объезжали нас, не трогая. В другой раз они мучили мужчин, которые ничего не говорили им, только смиренно просили оставить нас в покое, и могло показаться, что наши мужчины глупые, хотя они не были такими.
Каждый вечер у нашего костра усаживались незнакомые люди: галилеяне, идущие на север в другие деревни, и некоторые оказывались нашими родственниками, но такими дальними, что мы их раньше не знали, а другие были беженцами, спасающимися от набегов и пожаров. Мужчины сидели вокруг костра, передавали по кругу бурдюки с вином и спорили, обсуждали и кричали друг на друга. Маленькая Саломея и я очень любили слушать эти вечерние беседы.
Повсюду вожаки мятежников поднимали восстания, так говорили мужчины. Среди них был Афронт с братьями, они собирали войско, и с ними шло много народу. А на севере был Иуда бар Езекия по прозвищу Галилеянин.
И не только римские войска двигались к Иерусалиму, к ним присоединились и арабы, которые жгли деревни, потому что ненавидели Ирода, а отразить нападения арабов и навести порядок никто не мог — царя больше не было. Римляне делали только то, что было в их силах.
Все это заставляло нас и всех, кто шел с нами, пробираться как можно быстрее в Галилею, хотя мы понятия не имели, в каком месте нам встретятся внушающие ужас войска.
Мужчины горячо спорили.
— Да, все говорят о злодеяниях царя Ирода, да, он был тираном и монстром, — говорил один из них. — Но посмотрите, что случилось с нашим народом в мгновение ока после его смерти! Так не значит ли это, что нам нужен тиран?
— Мы бы отлично прожили и под римским правителем Сирии, — заметил Клеопа. — Нам не нужен царь евреев, который сам не еврей.
— Но кто же будет вершить власть здесь — в Иудее, и в Самарии, и в Перее, и в Галилее? — спросил Алфей. — Римские чиновники?
— Уж лучше они, чем Ироды, — ответил Клеопа. И многие поддержали его.
— А что, если римский префект придет в Иудею со статуей Цезаря Августа и провозгласит его Сыном Божьим?
