Гайяна обернулась, чтобы спросить кота, что это значит, но он уже успел испариться. Стены комнаты расплылись и задрожали. Девочка тщетно пыталась уцепиться за мраморный столик. Он выскальзывал из рук и таял в воздухе.
Придя в себя, Гайяна обнаружила, что лежит в собственной постели с шарфом бабушки в руках. Чемодан стоял у изножья кровати, а на паркете неподалёку обсыхали испачканные грязью туфли. Бабушка сидела рядом с чашкой чая в руках. Запах вербены и мяты оживлял мир вокруг Гайяны. Бабушка поставила чашку на прикроватную тумбочку и, отметив, что рукава жакета девочки стали коротки, сказала:
– Ты быстро растёшь. Придётся перешивать.
Гайяна ощупала лоб. Ни следа рожек. Она выдохнула: как бы она объяснила бабушке, откуда они взялись? Сундучок стоял рядом, и Гайяна рассматривала кусочки кожи, не решаясь коснуться их. Бабушка подошла поближе.
Она взяла один из лоскутов, покрутила его между пальцев и поднесла к свету, от чего кожица показалась полупрозрачной.
– При рождении ребёнка и мать связывает пуповина. Её перерезают, чтобы ребёнок мог жить вне материнской утробы, – начала бабушка.
– Да, а потом у ребёнка появляется пупок. Я всё знаю об этом! – сказала Гайяна.
Бабушка кивнула и аккуратно положила лоскут обратно в сундучок, рядом со вторым куском кожицы:
– Иногда случается так, что рождаются двое детей. Бывает и так, что один из них выживает, а второй – уходит навсегда.
Гайяна прошептала:
– Альбана…
– Такова жизнь, Гайяна, – ответила бабушка, поглаживая девочку по волосам, будто котёнка.
Девочка вскочила и развернулась к бабушке:
– Ты знала! И ничего мне не сказала!
Бабушка вздохнула. Она положила в чай ложку мёда и протянула девочке кружку, но та отказалась.
– Теперь ты знаешь.
– И ты обманывала меня! И мама, и папа!
– Нужно быть готовым узнать некоторые вещи, – тихо ответила бабушка.
– А кто решает, что я готова? Кто позволяет отравлять жизнь детей такими секретами? С чего взрослые считают себя в праве решать это? Она была моей сестрой! Мы могли расти вместе, играть! – раскраснелась от гнева Гайяна. – Я бы никогда не была одна…
И опустилась на кровать.
Горе внучки расстроило бабушку. Взгляд женщины потемнел от печали, и она попыталась развеять её, размешивая мёд в чашке.
– Ты можешь сама вернуть её к жизни, придумать Альбане собственную историю…
Она взяла ладони Гайяны в свои морщинистые руки. Девочка отвернулась и, вздохнув, сказала:
– Этого не хватит, чтобы по-настоящему вернуть её к жизни…
– Нет, но поможет тебе плести твою собственную. Пей чай, тебя ждёт целый мир.
Девочка взяла тёплую чашку.
Бабушка улыбалась так, как умеют улыбаться одни лишь кошки, и разгладила шарф, лежащий на простыне.
– Тебе тоже нравится этот шарф? Оставь себе. Твоя мама тоже таскала его у меня, когда была маленькой.
Гайяна потягивала ароматный горячий чай. Девочка закрыла глаза. Вкус вербены и мяты оставался неизменным. В парке за окном по-прежнему росли деревья, Листья, ветки и плющ вновь окрасились в сияющий зелёный. Гайяна вышла из тени, угрожавшей поглотить её, и отныне носила отражение сестры, которую могла иметь. И пусть не её лбу больше не красовались рога, девочка как никогда чутко ощущала оттенки голоса бабушки и звуки природы, раздававшиеся из самых отдалённых уголков парка. Девочка открыла глаза и улыбнулась: за морщинами на лице бабушки проглядывал свет той девушки, которой она была когда-то. Сова не обманула девочку, и теперь Гайяна видела всё то, что скрывается за любой внешностью.
Она и в самом деле выросла. Гайяна знала: ничто уже не будет прежним.
Девочка встала и направилась к двери. Она даже не заметила, что за ней по пятам следовала тень. Невероятная тень, на голове которой красовались величественные оленьи рога, а позади озорной запятой вилял кошачий хвост.
Анри Мёнье
Глава 9
Гуайа
Зазубрины чёрных гор таяли, постепенно становились серыми и терялись в голубизне неба. Вершины были едва различимы. Пышная растительность подножия холмов образовывала лощину. По ней гулял лёгкий ветерок, принося удушливой равнине дуновение свежести. Зловещий запах креозотовых кустов боролся с запахом пылающей жаром земли и более сладкими ароматами плодов питайи и соцветий мескита. Бабочка-монарх зигзагами перелетала от кактуса к кактусу, от одной жёлтой виноградной грозди к другой.
Ошейниковая игуана всем телом прижалась к земле и замерла в ожидании, спрятавшись под камнем. Схоронившись под камнем, она добывала ужин себе по вкусу. Со склизким шипением её язык ухватил бабочку, отправив её прямиком в глотку. Подняв голову, игуана начала целиком заглатывать добычу. Ящерица щёлкнула челюстями два или три раза, прежде чем бабочка окончательно исчезла. На мгновение игуана, сытая и довольная, замерла. От бабочки ничего не осталось. Рептилия лениво повернулась, затем выбралась из убежища и неспешно направилась к гнезду.
За ней из зарослей сагуаро наблюдала крохотная сова. Затаившись в полости кактуса, сова-эльф решила, что такой ужин придётся ей по вкусу. Приподняв лапки, птица опустилась на ящерицу, лишь немногим уступавшую ей по размеру, и прикончила одним опытным взмахом клюва. Птица осторожно огляделась. Хищница щёлкнула клювом два или три раза, прежде чем ящерица целиком исчезла. На мгновение сова, сытая и довольная, замерла. От ящерицы осталась лишь капелька жёлтой жижи на земле. Птица подняла хвост, замахала им из стороны в сторону, двигая телом вверх-вниз, словно пытаясь спрятать голову меж крыльев. Закончив экстатический танец, она взлетела, направляясь к гнезду на вершине сагуаро.
За ней у основания кактуса наблюдал чёрный кот. Он решил, что такой ужин придётся ему по вкусу. Постукивая хвостом по песку, кот переступил задними лапами, нашёл хорошую точку опоры и прыгнул. Он перехватил сову на взлёте, прежде чем сова успела подняться слишком высоко. Тиски челюстей сомкнулись на шее крошечной птицы, переломив позвонки. На мгновение кот задержал взгляд на добыче. Есть не стал, ведь к тому моменту уже был сыт. От совы осталась лишь горстка перьев. По морде кота стекало несколько капель крови, выписывающих на песке свидетельство убийства птицы. Коту было всё равно. Он замер, не выказывая ни удовлетворения, ни какой-либо иной эмоции. В конце концов, от птицы не осталось ничего. Ничего забавного, уж если на то пошло. Развлечение длилось слишком недолго. Забава оказалась бессмысленной. Кот зевнул. Он подобрал тушку птицы и неспешно проскользнул между кустов.
Кот прошёл ещё несколько десятков метров и остановился у кромки тени жёлтой сосны, к стволу которой головой прислонилась старая индианка. Издалека казалось, что она спит.
