непроизвольно зажмурился, пропустил второй удар в ребра, тоже удивительно болезненный. Третьего удара не последовало, Наташа бросилась мне на шею и зарыдала. Из ее неразборчивых бормотаний я понял только то, что это именно я, сука, во всем виноват и теперь нам конец, даже Эрмитажа мы никогда не увидим.
Я молчал, только крепко обнимал и гладил ее по спине. Спустя пару минут она успокоилась и только тихонько всхлипывала, как ребенок, столкнувшийся с ужасной несправедливостью.
Минут через пятнадцать со стаканом чая в руках она наконец успокоилась и смогла рассказать, что же все-таки случилось. Мы сели на веранде за стол, я вытащил конфеты из маминых запасов, достал клубничного варенья. Наташа подошла к делу серьезно, закинула в себя несколько конфет, ополовинила стакан с чаем. Только после этого она медленно и нехотя начала говорить.
По ее словам, это началось спустя примерно полчаса, то есть на трети пути до Питера, сразу после того, как электричка миновала Гатчину. Погода ухудшилась, а за окном потянулся нескончаемый лес, без намека на поляну или человеческое жилье.
– Ты что-то путаешь, – прервал я Наташу. – Я этим путем тысячу раз ездил. За Гатчиной уже никаких лесов, буквально пять минут – и ты видишь поля и платформу Новое Мозино, где электричка практически никогда не останавливается.
Наташа грустно усмехнулась.
– Это, наверное, в нормальном мире так. А здесь сплошной лес, и меня начало клонить в сон, хотя я вроде сегодня выспалась. Я только закрыла глаза, а когда снова открыла их, уже подъезжала к Гатчине.
– Наташ, ты реально что-то путаешь. Ты же проехала Гатчину, сама сказала. А значит, ты к ней уже никак подъезжать не могла. Электричка – это не машина, развернуться в пути не получится.
Громко звякнул стакан, я глянул на Наташу и понял, что еще пара слов – и меня опять побьют. Я замолчал, и несколько минут не было слышно ничего, кроме сопения обиженной Наташи и залетевшей на веранду случайной мухи, настойчиво и бесполезно бьющейся о стекло.
– Я понимаю, как работает электричка, и, блин, я прекрасно понимаю, что поезд обратно не идет. Однако я только прикорнула, а когда открыла глаза, увидела, что мы подъезжаем к Гатчине, как если бы я ехала туда из Питера.
– Там не Гатчина Варшавская должна быть остановка, а Татьянино, – зачем-то я снова попытался уточнить.
– Ты слушать-то будешь? – Наташа сердито сверкнула глазами. – Так и есть, Татьянино, как будто я вернулась. Я прекрасно эти места знаю, у Лизы из моей группы там квартира, мы кучу раз ездили сюда на электричке. Я вышла в Татьянино, перешла на другую платформу и снова поехала в Санкт-Петербург.
– И снова то же самое?
– Ну как ты догадался? Снова та же самая ср…нь – лес там, где его не должно быть, сонливость, закрыла глаза и – хоп, я подъезжаю к Гатчине. Электричка причем другая, люди другие, вагон другой. Это не тот же поезд возвращается, это меня перекидывает, не выпуская.
– А маршруткой пробовала?
– Конечно. Следующей же попыткой. Только выехали – пошел лес, затем сон – и вот я снова подъезжаю к ГГГ.
– Что еще за ГГГ?
– Город-герой Гатчина. Лизка его так называла, вот вспомнилось что-то.
– Думаешь, это будет на любом направлении?
Наташа кивнула.
– По ходу, мы в заднице и выбраться просто так отсюда у нас не получится.
У меня в голове еще было несколько мыслей, как именно можно попытаться прорваться в Питер, но я их отбросил. Еще хотелось поехать в обратную сторону, к Луге, и проверить, как далеко простирается эта граница. Кстати, а если собрать три таких точки на карте и приложить к ним циркуль, то можно будет выяснить, где находится центр сей аномалии. И логично предположить, что в центре будет находиться то, что мы ищем.
В свое время на философии в университете меня поразила тема солипсизма. Даже не так: меня поразила сама возможность существования мира, который существует только там, где я его вижу. Обалденное упрощение, в котором есть лишь то, что сейчас вижу я. Деревья, которые беззвучно падают в лесу, потому что их никто не слышит. Австралия, которая не существует просто потому, что я там не был и не видел ее.
Мир, устроенный подобно компьютерной игре, борющейся с недостатком оперативной памяти, которая создает отображение прямо перед лицом персонажа и ловко аннигилирует его сразу после того, как ты продвинулся вперед.
Небольшой участок реальности, откуда нет выхода, прекрасно вписывался в эту логику. Зачем тратить лишние ресурсы на создание Новой Зеландии с птичками киви, сотен самых разных африканских племен и миллиарды снежинок, кружащих над Антарктидой? Можно просто поддерживать небольшое поле для жизни, ну а в случае перемещения персонажа просто передвигать его с ним. Хм-м-м, если бы я был машиной, то постарался бы реализовать именно такую систему, без ужасного, постоянно функционирующего мира, нагружающего систему, бо́льшая часть которого так никогда и не потребуется.
Странный цифровой солипсизм радиусом в три десятка километров. Вопрос один – что в центре этого круга? Подумав пару минут, я с легкостью отказался от идеи персонажа и поставил на его место Старый Плёс. Логика примерно такая же, как на старых картах, когда по центру изображенного «мира» стоит то ли замок главного злодея, то ли башня силы. Неплохая версия, сразу захотелось сесть за карту и попробовать очертить круг, поставив иголку на таинственный городок, а в качестве радиуса взяв указанную Наташей точку, где несколько раз прервался ее путь в Питер.
Странно, но я сразу ей поверил. Не бросился в машину проверять, а принял новые правила игры. Ну ок, мы внутри пузыря, за который не вылезти просто так. Значит, играем по вновь открывшимся правилам. Мне кажется, это чудеса последних дней подточили мою критичность. Когда вокруг меняются правила, по которым существует казавшийся таким незыблемым мир, единственное, что остается, – это плыть по течению, искренне надеясь, что оно вынесет тебя в прошлую, нормальную и такую привычную реальность.
Я снова поставил чайник. Боль в голове улеглась, садиться за руль рановато, а вот думать и ходить можно вполне. Подошла Наташа, она грызла яблоко и вроде бы уже почти не сердилась.
– Ну что, остаешься? Давай чаю попьем хотя бы, – миролюбиво предложил я.
Она кивнула.
– А что делать? Завтра я еще раз попробую, а на сегодня все мои попытки свалить исчерпаны. Думаешь, приятно ощущать себя каким-то персонажем компьютерной игры с хреновым дизайном, постоянно упирающимся в невидимую стену? Найти бы этого гейм-дизайнера да
