взмыл над телом в бесконечную черноту, ощущая себя песчинкой посреди ночного океана. Быстро, чтобы не захлебнуться этим чувством, я потянулся к Анне — и внимательно проследил за направлением нити. Так, чтобы не просто поставить галочку о её существовании, а понять физический маршрут, расстояние и конечную точку.
Мне несказанно повезло — Анна находилась совсем недалеко, буквально в пешей доступности, и не двигалась с места. Последнее усилие — и я чуть ли не выжег её локацию у себя в сознании. Главное добраться туда достаточно быстро.
Кажется, в кои-то веки я смогу получить прямые ответы.
Глава десятая
В детстве я очень любил гулять. Настолько, что меня невозможно было загнать домой — впрочем, как и многих пацанов. Я облазил всю округу и немного дальше, катался на велике — пока его не угробил — и часто возвращался затемно, за что потом выслушивал длинные лекции от мамы. Мы тогда жили на западной окраине города, в приличном районе, чистом и относительно зелёном, по соседству с небольшой рощей и искусственным озером. Рощу затем вырубили, а из озера просто перестали доставать мусор, но к тому моменту мы уже вынужденно переехали. И у пятнадцатилетнего меня появились другие интересы кроме долгих прогулок между типовой городской застройкой.
После смерти родителей я переехал во второй раз — туда, где обретался и сегодня, в самый дешёвый и депрессивный из углов депрессивного города. Какое-то время потратил на изучение района, после чего сделал выводы и почти ни разу не выбирался просто «пройтись по свежему воздуху». Все мои прогулки здесь оканчивались магазином или остановкой, а путь к дому по возвращению из города всегда пролегал про кратчайшей траектории. Тем более зимой, когда район насквозь продувался ледяным ветром, а гололёд был настолько частым явлением, что легче было выкатываться из подъезда на коньках.
Сегодняшний вечер не отличался в лучшую сторону от других зимних вечеров. Свист ветра в ушах, холод, лёд под ногами, отполированный сотнями ног прохожих. И можно сказать, что я не просто гулял, а направлялся на свидание с девушкой, пусть несколько незапланированное. Чего жаловаться?
Только вот чем ближе я подходил к местонахождению Анны, тем хуже становилась обстановка.
Из плюсов — ментальное «выжигание» локации сработало лучше, чем ожидалось. Стоило мне закрыть глаза и перед мысленным взором разворачивалось что-то вроде условной карты местности, на которой до бледно-сиреневого огонька души Анны оставалось не более километра.
Из минусов — я уже зашёл в ту часть района, куда обычно не сунулся бы и ярким летним днём.
Местные дома были возведены на скорую руку как доступное жильё для работников старого сталелитейного завода, где-то в середине девятнадцатого века. Завод дважды закрывался и открывался, пока окончательно не закрылся лет тридцать назад, и с тех пор квартал потихоньку вымирал. Две трети развалюх были заброшены, из провалившихся крыш к небу тянулись голые ветки деревьев. Асфальт здесь не ремонтировали столько же, сколько и дома, а проржавевшие гаражи прирастали самостроем, на который плевать хотели все государственные службы. «Рассадник» — говорили про это место, «дыра», подразумевая скопление наркоманов, бомжей и пьяниц, а то и кого похуже. Маньяков у нас в последние годы не водилось, но кто знает — может, просто не поймали?
Справедливости ради, все эти неприятности могли бы поколебать, а то и заставить развернуться Вика из прошлого. Вик из настоящего — то есть, я — посещал куда худшие места и дрался с настоящими чудовищами, а не шпаной и нариками. Если бы на меня напали сегодня, мне бы даже не понадобилось испепелять кого-то из Райнигуна — много чести. Чего бояться хозяину Полуночи с силой оборотня, невидимостью вампира и возможностью менять тело по желанию?
И я в самом деле не боялся. Просто где-то в подсознании нарастало невнятное чувство паранойи, неправильности происходящего. Это место как будто вообще не должно было существовать, и уж тем более здесь не должна была находиться Анна. Она всегда представлялась мне кем-то из другого мира, пусть и не в буквальном смысле. Кем-то, кто всегда знает, как одеваться, на что тратить деньги и где жить. Кем-то, кто знает себе цену. Она ведь даже укоряла меня за то, что я недостаточно амбициозен!
Теперь роли поменялись, я оказался хозяином Полуночи, а она — моей слугой, по какой-то причине живущей на Земле. Но даже в таком случае можно было выбрать любое другое место, в том числе для временных операций.
Если, конечно, Анну вновь не похитили. Когда мы ехали из ночного клуба, она ещё спала, и кто знает, что было дальше? Может, Бенедикт растворился в воздухе вместе со своей машиной парой кварталов позже, пока она так и не проснулась?
Что-то мне подсказывало, что эта теория неверна.
До огонька Анны оставалось не более трёхсот метров — по прямой, через гаражный массив, такой же полузаброшенный, как и весь квартал. Здесь от души оттянулись любители граффити, оставляя подписи и рисунки на каждом свободном клочке стен, а зачастую и поверх давно закрытых дверей. Встречались и вполне впечатляющие полотна, хотя в свете полутора кое-как работающих лампочек детали было рассмотреть сложновато. Я здесь вовсе не за этим, но всё же удивительно встретить искусство среди грязи.
Меня привлёк один из рисунков, почти погребённый под наслоениями новой краски, но странным образом различимый. То ли иероглиф, то ли замысловатая скандинавская руна, начерченная почти выцветшей жёлтой краской, линии которой переплетались и расходились под не имеющими смысла углами. Словно смотришь на хитрую трёхмерную картинку, изображённую в двухмерном пространстве и мозг силится понять, где его обманули? Может, мне удастся соскоблить граффити сверху, и тогда…
«Сиятельный лорд Виктор! Вы видели жёлтый знак?» — пронеслось у меня в голове эхо старой встречи, о которой я бы предпочёл не вспоминать.
Я вздрогнул и отшатнулся, отворачиваясь от стены гаража, но тут же осознал — поздно. Бесконечно воющий ветер вдруг смолк, на землю опустилась мёртвая тишина. Только в этой тишине я услышал едва различимый шорох ткани откуда-то слева, и повернулся на него.
В неровном свете тусклого фонаря метрах в двадцати передо мной стояла двухметровая фигура в рваном балахоне, больше напоминающем пожелтевший от времени погребальный саван. В пропорциях этой фигуры было очень мало человеческого — слишком тонкий торс, неестественно сложенные руки, полностью скрытые в длинных рукавах. Под надвинутым капюшоном не удавалось разглядеть лица, но я чувствовал на себе чужой взгляд. Даже, пожалуй, не зловещий, скорее… любопытный. Но
