против закоренелой и насквозь устаревшей системы американского правосудия: даже в законах тут до сих пор прописано, что рабский труд отменен везде, кроме мест заключения. И это в самоназванном оплоте мировой демократии. Я уверена, что большинство американцев даже и не подозревают, как мерзко и гнусно нарушаются права человека в их же стране.
И главное. Теперь я официально разведена. Я свободна. Vapius. Olen vapaa.
Январь – сентябрь, 2015 год. Хьюстон, штат Техас. В Хьюстоне дни потянулись мучительно медленно. Говорят: будь осторожен в своих желаниях… Я всегда хотела жить там, где лето круглый год. В Хьюстоне лето длилось десять месяцев. Поздняя осень и зима сопровождались тропическими дождями в таких количествах, что большинство домов и дороги были затоплены. Змеи плавали в воде. А в соседнем штате Луизиана крокодилы прогуливались по улицам. Люди были вынуждены выезжать из домов, процветал вандализм.
Муж по-прежнему не позволял мне работать. Это крайне ущемляло меня. Я работала с 18 лет, получила два образования в России и одно в США. Становиться домохозяйкой совершенно не входило в мои планы. Амбиции требовали реализации. Я написала бизнес-план для онлайн-проекта, надеясь на то, что супруг одобрит мое предложение. Мне казалось, что это идеальный вариант – я смогу находиться дома, как того хочет супруг, при этом я буду самореализовываться. Однако моя финансовая эмансипация совершенно не входила в планы Джо. Он сказал, что мне нужно начать думать о детях. Однако я начала думать… об алкоголе. Я стала пить. Сначала немного – бокал вина, но каждый день.
Дом я покидала только вместе с ним. Когда супруг покидал дом без меня, все чаще со мной оставался молодой человек, который много курил и практически не разговаривал.
Из-за погоды и однообразия моя жизнь напоминала день сурка: домашние хлопоты, включающие ежедневную уборку арендованного дома площадью в 900 квадратных метров, стирку, готовку, уход за собакой; когда приезжали гости – подай, принеси, унеси, выйди; совместные поездки с супругом на «светские мероприятия»… и ежедневные крики, оскорбления, унижения, толчки, пинки, удары кулаками…
В один из таких жарких и душных дней в Хьюстоне Джо вернулся домой с пакетом, набитым «одноразовыми наручниками-стяжками» – это нейлоновые самоблокирующиеся застежки-молнии, похожие на пластиковые зажимы для шлангов или проводов.
Он позвал меня на кухню. Когда я зашла, Джо просто молча набросился на меня. Он подсек мои ноги, я упала на пол, покрытый плиткой. Удар о плитку был таким сильным, что у меня сперло дыхание. Пока приходила в себя, я уже лежала на животе, а сверху сидел супруг и заковывал мои запястья и щиколотки своими новыми «игрушками». Закончив, он встал и сказал: «У тебя есть двадцать минут, чтобы выпутаться. Не успеешь – накажу». Джо ушел.
Я лежала на холодном полу, скованная по рукам и ногам; тело болело от ушибов, полученных при падении. Я находилась в полном недоумении и растерянности от того, что произошло. Я никак не могла понять, с чем связан такой поступок. То, что происходило в тот момент, было настоящим садизмом, пыткой. Это не было внезапной вспышкой агрессии. Это был абсолютно контролируемый, спланированный и реализованный акт жестокости.
Мое тело было ледяным от ужаса, состояние было схоже с трупным окоченением. Единственное напоминание о том, что я жива, – это огненно-горячие слезы, текущие, как водопады, из глаз. Состояние ступора сменили метания мыслей. Наконец, обретя самообладание, я подумала, что если наручники – это то, что предшествует наказанию и само по себе было настоящей пыткой, то что же будет наказанием? Сначала я решила освободить руки. Я пыталась выскользнуть из пластиковых «браслетов», но они затягивались всё туже и туже. Затем я пыталась их разорвать. Но это привело только к тому, что на моих к тому времени влажных от пота запястьях появились глубокие резаные раны…
Я услышала шаги по направлению к кухне. Значит, 20 минут истекли. Мое сердце сжалось. Я превратилась в один оголенный нерв. На кухне появился Джо. Он посмотрел на меня, как ребенок, который поймал бабочку, отрывает ей крылышки и наблюдает, жива ли она еще и как она себя чувствует. Затем он громко засмеялся и сказал: «Продолжай». Ушел. Я продолжила борьбу за избежание наказания. «Браслеты» все туже врезались в раны… На этот раз Джо вернулся быстрее. Он был крайне возбужден и весел, будто только что скакал на батуте или пробежал марафон. На этот раз, не подходя ко мне близко, он снова весело рассмеялся и ушел.
Когда Джо вернулся в следующий раз, в руках у него был нож. Я замерла… «Наказание», – подумала я. Я сидела на полу, он зашел за мою спину. Я молчала. Он тоже. Казалось, что весь мир замер. Я чувствовала себя как гигантский мыльный пузырь, который вот-вот лопнет от напряжения. В ушах звенело. Мое тело по-прежнему было окоченевшим. И вдруг он просто разрезал наручники. Сначала на руках, потом на ногах. Он взял меня на руки и отнес в ванну…
5
Если в финских местах заключения в общих помещениях еще можно было хоть как-то отдыхать, то тут это крайне сложно. Довольно много кричащих, ссорящихся и попросту неадекватных людей. Порой спасают беседы с мисс Ли, но и она не вечно на посту. Правда, и тут есть по-своему любопытные персонажи. Например, Лолита. Проститутка, чуть старше меня, с восемью детьми. Выглядит она очень молодо и загадочно. Никогда не поймешь, что у нее на уме. Периодически она какими-то жестами, недосказанностями будто дает мне понять, что американские власти ведут против меня нечестную игру, в которую пытаются втянуть и ее. Тем не менее с ней тоже бывает интересно общаться. Она рассказывает о своих детях, о том, как она потеряла девятого ребенка, о своей нелегкой жизни. Ее периодически вывозят в госпиталь из-за болезни – у нее приступы эпилепсии. Но после последней поездки она как-то сторонится и избегает меня. Нужно узнать, что случилось. Хоть она и не подруга мне, но одна из немногих адекватных тут.
Я познакомилась также с мексиканкой Мариселлой. Довольно эффектная девушка с роскошными длинными волосами. Как и у всех новичков, у нее не было совершенно ничего. Она, казалось, выглядела немного потерянной поначалу, поэтому я подошла и предложила поделиться шампунем. Она пытается общаться со мной на испанском, но я стараюсь не показывать свое знание испанского языка. К тому же я подозреваю, что меня пытаются как-то подвязать к деятельности мексиканского картеля, учитывая мое дело, а добавлять еще один аргумент к этим домыслам мне совершенно не хочется. Спустя некоторое время Мариселле перевели деньги – и она устроила аттракцион невиданной
