ей уже за 60 – она проводит в инвалидном кресле. И всю свою жизнь она не роптала. Она путешествует по миру с христианской миссией, невзирая на ограниченную возможность передвигаться. Я была восхищена ею! Дотти сказала, что зачастую в жизни бывает так, что мы получаем что-то не в наказание, а в науку. Она сказала, что самые сложные испытания Господь нередко посылает своим любимым детям. Она сказала, что Иов не возроптал на все тяготы, а я при первом же испытании готова отвернуться от Бога. Я задумалась… Я понимаю, о чем она говорит. И мне стало легче. Тьма внутри начала медленно отступать…
4
Мою соседку увезли. Или перевели – не знаю, мне не потрудились объяснить. Она говорила, что через месяц должна была выходить на свободу и ее скоро повезут в федеральную тюрьму. Потому что необходимо, чтобы она коснулась федеральной земли. Таков закон. Тебя могут протащить по ряду тюрем, чтобы это произошло. Чтобы каждая тюрьма заработала – таков круговорот денежных средств в американской тюремной системе. Так она мне говорила. Но не знаю, правда ли это. Какова цена правды в тюрьме и есть ли она – я не знаю. Поэтому я собираюсь основываться только на своем мнении. Может, оно будет и ошибочно, но оно будет мое и только мое. Однако она оставила мне прощальный подарок – пустой блокнот, сзади которого было написано одно слово: bribe. В данном контексте оно означает «подкуп» или «обоюдная договоренность». Что ж, мои подозрения подтвердились. Она была здесь не просто так. Может, ей обещали скостить срок, если она вынет из меня какие-то сведения. Или дадут ей дозу, ведь она наркоманка. А бывают ли бывшие наркоманы? Вряд ли. Форма зависимости может поменяться. Иногда кардинально – с наркотиков на спорт. Но зависимый единожды, на мой взгляд, зависим всегда… В любом случае, я ей благодарна за многое. И за последний намек в том числе. И Бог с ней.
Я встретилась, наконец, второй раз с врачом, выписавшим мне глазные капли.
– Это аллергия, не беспокойтесь. Мы заменим вам капли.
И сразу ушел. Беспокойство, конечно же, как рукой сняло. Слава богу, что зрение начало постепенно восстанавливаться.
Ко мне приходит медсестра с каплями. Я спросила ее, новые ли они или старые. Думаю, мое беспокойство обоснованно. Она молчит. Я повторяю вопрос. Медсестра повторяет молчание. Патовая ситуация: я жду, когда мне ответят, она ждет, чтобы я приняла лекарство. После паузы я пристально посмотрела на нее и сказала: «Вообще-то это неинтеллигентно – не отвечать». И она ушла.
Остальные лекарства всё никак не довозят. Более того, после избиения в первый день у меня начала еще сильнее болеть нога. Та самая, которую мне прострелил муж и теперь она частично металлическая. Появились неврозы, нога стала отниматься и болеть. Я пытаюсь достучаться до медицинского департамента, но пока меня игнорируют. Операцию должны были провести еще в том году, но мое задержание отложило ее на неопределенное время. Если финны отговаривались тем, что у них в стране такие операции не проводят – и это действительно так, – то в Америке просто пока не отвечают.
Не помогает в ситуации и назначенный судом адвокат, Джеффри Зиммерман. В первую встречу он сказал: «Ну давай, расскажи, как все на самом деле было, только честно, я же твой адвокат». Я ответила, что настроена доказывать свою невиновность в суде. Что у меня есть аргументы. Что я ознакомилась с материалами дела, когда была в Финляндии. Я рассказала, что вторая предоставленная фотография в пользу моего обвинения была чистым подлогом. Фотошоп, который может распознать и школьник. Я попросила проверить все факты. Ведь в то время, которое мне вменялось в вину, я вообще находилась в больнице с огнестрельным ранением, метко спродюсированным моим мужем. Он заверил меня, что все проверит. Все будет о’кей. Веры особой ему нет. Но работаем с тем, что есть.
Подруга и коллега Джеффри организовала занятия йогой в тюрьме. Учитывая мою страсть к данному занятию, это стало моим любимым времяпрепровождением в тюрьме. Правда, пока была всего пара занятий, ее к нам пускают редко. Но, как говорится, на безрыбье и рак – бодхисатва.
Каждое воскресенье я хожу на христианские службы. Я подметила один занятный момент. Во время службы в помещении сидят как мужчины, так и женщины. Мужчины спереди, женщины сзади. И тут немало пар, которые попали в тюрьму вместе и сидят в разных отделениях. Либо же каким-то немыслимым образом – а тут это действительно сложно – разглядели потенциального партнера уже в тюрьме. К этой службе девушки закручивают локоны, плетут косы, парни выглаживают и вымывают до блеска свои униформы. Оборачиваться мужчинам запрещают, поэтому они выдумывают совершенно разные способы кинуть взгляд на своих подружек. Они кашляют, чихают, якобы отворачиваясь от соседей, и успевают подмигнуть или сложить губы в виде поцелуя. Девушки пытаются передавать записки в Библиях. Школьная романтика. Я узнала, что большинство заключенных здесь сидят по глупости и шалости. Большая часть молодых – именно за это. В фильмах нам показывают кучу отъявленных рецидивистов, терроризирующих всех и вся. В реальности все несколько не так. Впрочем, это все-таки СИЗО, а не «тюремная тюрьма», как говаривала Хэта. Тем не менее стоит заметить, что даже в тюрьмах, по рассказам «более опытных» знакомых, большинство людей сидят по административным делам. Но подвергаются тем же ментальным и физическим обструкциям, как и уголовных дел мастера.
Ко мне приезжают представители посольства России. Я им рассказываю, в чем я нуждаюсь и в чем мне отказывают. Они обещают помочь чем могут и как могут. И мне хочется им верить. Если не верить представителям родной страны, то кому еще верить? Не Джеффри Зиммерману же! Кто-то из агентов явственно намекал, что моей стране наплевать на меня. Что если бы во мне действительно были бы заинтересованы, то я бы это уже ощутила. Звучит как провокация. Какая-то реверсивная психология. Не дождетесь! Мне все равно, я верю в свою страну и люблю ее. И этого во мне не изжить. Я понимаю, осознаю сейчас, что я не против Америки как государства. Ни в коем случае. Я здесь жила несколько лет, я встречала немало прекрасных людей. Добрых, отзывчивых, готовых помочь и выслушать. Вопреки стереотипам, что все американцы крайне поверхностны. Нет, везде, в любой стране есть как хорошие, так и плохие люди. И я четко понимаю, теперь понимаю, что если человек – та еще сволочь в жизни, то он и в тюрьме будет таким же. Независимо от национальности и вероисповедания. Я
