вараны отошли достаточно далеко, чтобы моё восприятие не дотягивалось до них. Справа продолжала отрабатывать ксюха, снизу долетали щелчки одиночных выстрелов. Но ответной стрельбы не было. Похоже, охотники сдулись. Полезли нахрапом, отхватили люлей и свалили назад. Что дальше делать собираются?
Охотничий чат ожил.
Третий: Проект… Проект… Суки! Вы там спите? Отвечай!
Проект: на связи.
Третий: у нас потери! Потери, вашу мать *****! Чтоб вы ***** ******! Чтоб вас***** *****!
Буквы бежали быстро, выражения получались крепкие. Неплохо редбулям прилетело, да и вараны, судя по сообщениям, хлебнули дерьма полной ложкой.
Проект: успокойся, Голикова…
Во как! У редбулей за старшего Голикова. Это она ради меня на шоу подписалась? Совсем у бабы от ненависти крыша съехала. А ведь она мне нравилась когда-то.
Третий: я тебя самого, придурок, успокою! А он жив! Ты понял: жив! А вы что обещали? Гоните сюда все остатки ***** охотников! ***** ***** *****!
Даже не предполагал, что женщины в гневе могут так ругаться. Юшка периодически материла Внука, но выглядело это как дружеская перебранка. Здесь же… Вся палитра эмоций, космический ералаш, героический эпос незамутнённые и капелькой скромности. Читая, Алиса, как несостоявшийся министр культуры и просвещения, краснела и возмущённо возносила глаза к небу.
Но беда была не в этом. Контора направляла к универсаму все оставшиеся группы, в совокупности это примерно полсотни человек, и складывалось впечатление, что при необходимости конторщики пришлют ещё столько же. Не пора ли уходить? Мёрзлый велел дожидаться вечера, часики на планшете дотикали почти до пяти, можно сказать, вечер настал. Однако Мёрзлый наверняка имел ввиду сумерки, под их прикрытием будет проще добраться до Загона.
Воспользовавшись передышкой, я осмотрел оружие. Отстегнул магазин. Патроны ещё оставались, но рисковать не стал и вставил новый. Появится возможность, надо поменять хек на калаш, или я очень скоро останусь без БК.
Алиса смотрела на меня и улыбалась.
— Я соскучилась.
Голос такой тёплый, он притягивал. Время сейчас было не подходящее, охотники снова могли пойти на штурм, но я тоже соскучился. Придвинулся к ней ближе.
— Не сомневался, что ты вытащишь меня. Хотя бы попытаешься. Не думал только, что Коптича с собою прихватишь. Ты же ликвидировать его хотела?
— Ситуация изменилась. Он нужен.
— Настолько, что готова рискнуть всеми нами? Он же сумасшедший.
— Он под контролем, не беспокойся.
— А проводников можно контролировать?
— Разумеется. У каждого есть слабое место.
— И где оно у Коптича?
— Жадность.
— А у меня?
— У тебя — я.
Она сказала это просто, даже отрешённо, совсем не рассчитывая произвести на меня впечатление или втянуть в дискуссию, которая так обычна для влюблённых: кто кого любит сильнее. Но она права. Я готов, если потребуют обстоятельства, умереть: за неё, для неё, ради неё. Не уверен, что поступил бы так ради Данары. Не потому, что любил меньше — можно ли вообще измерить любовь? — а потому что жизнь не требовала от нас подобных жертв. А теперь требует, и я ни секунды не сомневаюсь, что лягу на жертвенный алтарь, если того потребуют обстоятельства.
Алиса взяла меня под руку, положила голову на плечо.
— Дон, расскажи о своём мире. Я много смотрела ваши фильмы, читала книги, разговаривала с людьми. Многие говорят, что там было лучше.
Я прикрыл глаза, пытаясь вспомнить то, что не так давно было моим миром.
— Что тут рассказывать. Лучше или хуже. Не знаю. У каждого своя правда. Если кому-то не нравится участковый дядя Миша, это не значит, что он не нравится всем.
— А кто такой участковый?
— Ну, типа внутренней охраны, тоже ходят по жилым блокам, наставляют нюхачей на путь истинный.
— На принудиловку отправляют?
— Типа того. Только не на три дня, а на пятнадцать. А ещё у нас много машин. И самолёты. Это такие летающие штуковины в виде птиц. Но рычат как пёсотвари.
— Дон, я знаю, что такое самолёты, — рассмеялась Алиса. — Я видела в кино. Жаль, что у нас нет таких. Ты ездил на них?
— На них не ездят, на них летают… Было пару раз, летали в Сочи с…
Я хотел сказать «с Данарой», но поперхнулся. Последние две недели я не вспоминал о ней, почти забыл, а теперь вдруг воочию увидел тот день, когда мы стояли на берегу реки, смотрели на плывущего человека и знать не знали, насколько круто изменится наша жизнь всего-то через несколько минут. С тех пор прошло полгода, может, чуть больше или чуть меньше. Данара живёт в своём занюханном мире, я проводник, Кира по-прежнему там. Я тоже должен быть там. Но сначала надо пройти через Ворота. Они автоматические, открываются откуда-то изнутри. Не важно, как мы дойдём до них, я уверен — дойдём, пусть для этого придётся положить половину варанов и редбулей. Но кто откроет их?
— Как мы доберёмся до Загона? — резко сменил я тему разговора.
— Всё подготовлено. Надо только дождаться темноты.
Опять эти недомолвки.
— У вас с папой, да и с Гуком черта странная — ничего не объяснять. Вы мне не доверяете или у вас это черта семейная? Только не говори какую-нибудь банальность, типа, меньше знаешь, лучше спишь.
— Это семейное, — кивнула Алиса.
— Ага… Ну, в принципе, нечто подобное можно было предположить. И кем тогда тебе приходится Гук?
— Дядей. Он родной брат мамы.
Брат мамы Алисы. Вот и стало кое-что проясняться.
Я подобрался, и заговорил елейным голоском, боясь спугнуть возникшую откровенность:
— А кто твоя мама? Никто почему-то не хочет говорить. Я и Мёрзлого спрашивал, и Гука, и примаса тоже, но всё как об стену горох. Да и ты. Стоит завести разговор, сразу сливаешься. Тайна это что ли великая?
Алиса какое-то время молчала, решая, стоит ли посвящать меня в семейные тайны. Собственно, мы давно уже не чужие. Выберемся из этой передряги, попрошу Мёрзлого руки дочери…
— Никакая ни тайна. Моя мама — Сотка.
Сначала я подумал, что она смеётся. Решила в очередной раз подшутить над шлаком, вот и брякнула. Но взгляд Алисы оставался спокоен. Что, действительно Сотка⁈
Я сглотнул. Горло пересохло, говорить стало тяжело.
— А почему… почему…
— Не похороним? — пришла мне на помощь Алиса. — Папа сказал, пока не отомстит всем, кто её убивал, хоронить не позволит. Из-за этого они с дядей Гуком и поссорились.
— А кто её убивал?
—
