Глава 1
Я сидел в каком-то лабораторском закутке привязанный к стулу, пускал кровавые слюни, а Гоголь бил, бил и бил меня. Я уже не знал, как на это реагировать. Сначала смеялся, потом матерился, а потом просто стал ждать, когда он устанет.
Но он не уставал. Он взял обычную школьную линейку и хлестал меня по щекам, причём делал это с оттяжкой, стремясь причинить как можно больше боли. В голове шумело, кровь мешалась со слезами. Помощники Гоголя несколько раз обливали меня водой, приводя в чувства.
Наконец он всё-таки устал, выдохнул, вытер пот со лба. Помощник поднёс стакан. По запаху — водка. Гоголь выпил, сунул линейку за ремень и усмехнулся:
— Впервые вижу дебила, который сам залез в Смертную яму. Обычно наоборот.
Нечто подобное я слышал от Сурка, когда на второй день своей загоновской жизни пытался пройти к станку, но делиться воспоминаниями с Гоголем не стал.
— Что молчишь? Не хочешь разговаривать? Ну так я умею языки развязывать, хе. Хотя знаешь, особой надобности в этом нет. Мне совсем не интересно, зачем тебе понадобился Дряхлый. Он всё равно бесполезен. А вот откуда у тебя форма фармацевтов и контейнер с пыльцой, это важно. Такое просто так на дороге не валяется и в магазине не продаётся. Стало быть, у тебя есть сообщники. Думаю, рядом где-то Алиска должна быть. И ещё кто-то из фармацевтического блока. А? Что скажешь?
— Мудак ты…
Он покачал головой и снова достал линейку. Устав в очередной раз, сел на стул.
— Ну что, Дон, продолжим разговор? Знаешь, ты мне, не смотря ни на что, нравишься. Своей независимостью нравишься. Для тебя не существует авторитетов. Есть люди, которых ты уважаешь, например, Гук или Мёрзлый. Но никто из них не указывал тебе, как жить, как поступать. Ты всё решал сам. Я так не могу, требуются подсказчики, — он усмехнулся. — А ты… Когда ты перед всем строем послал нахер Галину Игнатьевну… Знаешь, я едва тебе не зааплодировал. С трудом удержался, хех.
Я витал где-то в промежутке между сознанием и беспамятством, и все его признания проскакивали мимо ушей. Плевать, чего он там хотел, я просто ждал, когда всё это кончится — когда прекратиться боль, его словесный поток. Но ничто не кончалось. Я потерял счёт времени. Гоголь уходил, вместо него приходили помощники. Они просто били меня, а когда я терял сознание, обливали водой.
Сколько это длилось, наверное, вечность. Чтобы не сойти с ума, я рисовал в воображении лицо Алисы. Её глаза… И Киры. Маленький мой… Пытался вспомнить Данару, но вместо неё всегда возникала искорёженная злобой и безумием маска нюхачки. Это было так страшно, что я начинал кричать. Вместо криков изо рта вырывались хрипы, и меня начинали бить сильнее.
В один из коротких просветов сознания я услышал смутно знакомый голос:
— Четвёртые сутки пошли.
— Крепкий, — это уже Гоголь. — Но если пожелаете, господин Волков, можем изменить воздействие. Повысить, так сказать, эскалацию.
Я с трудом разлепил веки. Рядом с Гоголем стоял интеллигентного вида мужчина. Лицо его было настолько знакомо, что я совершенно искренне улыбнулся:
— Привет, док.
Он тоже улыбнулся, хотя его улыбка скорее походила на оскал лабораторной крысы.
— Здравствуйте, Евгений. Вот и снова встретились. Как ваши рёбра?
Это был тот самый врач, который осматривал меня на базе. Вот уж кого не ожидал здесь встретить.
— Спасибо, хорошо. Значит, теперь вы вместо Дряхлого…
Это была констатация, но док всё равно кивнул:
— Так и есть. Видите ли, Евгений, мы с господином Тавроди давно дружим, и как только возникла вакансия, он не преминул предложить освободившееся место мне.
Я облизнул пересохшие губы.
— На базе вы мне казались… совсем не другом Тавроди. Мне казалось, вы боитесь всех, кто там был.
— Зачем же бояться? Да и кого? Я выполнял те же функции, что и Семён Игоревич здесь. Но там возможности много ниже. А это так интересно изучать заражённых, — он наклонился и заглянул мне в глаза. — Я бы и вас с удовольствие изучил. Вы очень занятный экземпляр. Четвёртые сутки без сна, бесконечные побои. Мобилизационный ресурс вашего организма весьма велик, и мне бы хотелось выяснить его предел. К сожалению, вы нужны господину Тавроди, а то бы я так просто вас не отпустил, — последнюю фразу он произнёс с истинным сожалением.
— Док…
— Да, Евгений?
— Вы говорили, что все рано или поздно попадают в Загон. Помните?
— Так и есть. Видите, я тоже здесь.
— А моя дочь? Вы знаете, где она? В тот раз вы сказали, что не знаете, где моя семья. Но мне кажется, вы знали.
— Конечно, знал, Евгений. Кира очень смышлёный ребёнок, а ваша жена… Она оказалась не менее ценным материалом. Семён Игоревич определил её в группу испытуемых, которым давали двойную дозу нюхача. Она выжила, но вряд ли это можно назвать для неё удачей. Уже через два месяца она полностью потеряла связь с реальностью, перестала звать вас, дочь, перестала быть человеком. Слишком быстро, слишком. Два месяца — ничтожно малый срок. А ведь порошок — это стратегический продукт. Он не даёт эффекта нанограндов, но всё равно производит лечебный эффект и позволяет манипулировать сознанием человека. На его основе можно создать так называемых биороботов. Этим я и собираюсь заняться. Представляете, человек с повышенными физическими способностями, полностью подконтрольный, не задающий вопросов. Идеальная машина. Идеальная!
— Жаль… — прохрипел я.
— Что жаль?
— Жаль, что не могу дотянуться до вас.
Волков выпрямился.
— Гоголь, меняйте воздействие. У нас остались одни сутки. Но не убейте его, просто сломайте. Если убьёте, сядете в соседнюю камеру с Галиной Игнатьевной. Её как раз пора освобождать.
Он ушёл, а Гоголь придвинулся ко мне.
— Продолжим, Дон? Как же ты меня вымотал. Скажешь, где Алиса? Если скажешь, обещаю, прекращу всё это.
— Почему вдруг Алиса? В прошлый раз тебя интересовала пыльца.
— Да? — Гоголь огладил подбородок, и засмеялся. — А ты чего хотел? Четыре дня прошло! Я уж забыл, о чём спрашивал. Да и какая разница? Мне не нужны твои ответы. Откуда у тебя пыльца другие люди разберутся, а господин Волков
